Углич — 30-тысячный городок в Ярославской области, который входит в туристический маршрут Золотое кольцо. Летом к нему причаливают теплоходы, и группы туристов ходят по узким улочкам от одного древнего храма к другому и слушают историю про смерть царевича Дмитрия. Зимой приезжают семьи с детьми — участвуют в новогодних гуляниях, катаются на ледянке и греются в многочисленных трактирах. Но есть у города и другая сторона: рядом находятся две тюрьмы, которые остались еще со времен Волголага. Из-за них встретить на улице бывшего заключенного иногда даже легче, чем заблудившегося туриста. И эта особенность Углича нашла свое отражение в городской идентичности.
В 2004 году здесь открылся Музей тюремного искусства. На его витринах — поделки и предметы быта заключенных, сделанные из подручных материалов. Экспозиция, по замыслу ее создателей, должна предостерегать посетителей от попадания в колонию. Музей быстро стал популярным среди гостей города, а для арестантов и их близких — подобием реабилитационного центра. Александра Гаганова и Илья Чеберин из гонзо-этнографического сообщества «Чернозём» погуляли по Угличу, заглянули в музей и поговорили с его руководителем и экскурсоводом.
Как из врага сделать друга
Около пристани, куда причаливают все туристические суда, стоит двухэтажный белокаменный особняк 19 века, принадлежавший богатейшей семье купцов Истоминых. Сегодня в нем уживаются три музея — кукол, игральных карт, тюремного искусства — и адвокатская контора. На стене у железной двери висит почти лубочный баннер с изображением зека в робе и надписью «Музей тюремного искусства „Запретная зона“».
«Если бы я был сапожником, то, может, был бы музей сапог», — разводит руками мужчина в зеленой шерстяной кофте. На подоконнике за его спиной стоит с завязанными глазами Фемида, на столе — статуэтка позолоченного коня, стационарный телефон и лампа с колпаком темно-зеленого цвета, а сбоку от входной двери — аквариум с рыбками. Так в своей адвокатской конторе на втором этаже этого же особняка нас встречает Михаил Лотков — создатель и директор музея «Запретная зона».
— Нет ничего удивительного в том, что музей именно тюремного искусства, а не какого-либо другого, поскольку, сами видите, по профессии я — адвокат. Связан с правом. Вообще, я владелец всего этого дома. Имущество пустовало, нужно было что-то с ним делать. А раз мы находимся на туристической тропе, видимо, уже было какими-то высшими силами задумано именно такое применение — музейное. Где-то год это всё обрабатывалось в голове. Потом еще какое-то время ушло на реализацию проекта. И в июне 2004-го наконец состоялось открытие.
Помещение под музей приспособлено не было и требовало ремонта. Лотков попросил помочь главу угличского муниципального района. Но она зарубила весь проект на корню, заявив, что такими вещами заниматься нельзя. «Мы находимся в Угличе. У нас здесь две тюрьмы — „Тройка“ и „Девятка“ — на 30 с гаком тысяч человек. И мы будем пропагандировать тюрьмы? Нам такая реклама не нужна!» — возмущалась глава.
— В общем-то, ее можно понять. Но я долго доказывал, объяснял, что мы не будем рекламировать, а покажем социальную сторону жизни. Это не важно, где музей находится — в Угличе или не в Угличе. Тюрьмы есть везде. В каждой стране, фактически в каждом городе. Человека запирают не в целях загнобить и спрятать там, где его никто не видит, а чтобы исправить. Так и должно быть — ну, по крайней мере, по законам, которые приняты, по тому, как они интерпретируются.
Михаила вызывал к себе заместитель главы и долго объяснял, почему адвокат не имеет права открывать такой музей. Запретить по закону ему никто не мог — все-таки частная собственность. Но «этого ты делать не должен», и всё тут.
— История крайне неприятная. Но мало ли чего управа захотела. Пускай живут своей жизнью, а я не привык отступать, — подытоживает угличский адвокат.
Пришлось поступать по-хитрому: Михаил сам нашел деньги и договорился с Управлением исполнения наказаний Ярославской области — учреждением государственным, а не муниципальным. Ярославские ФСИНовцы согласились, что такой музей нужен: пускай люди знают, как выглядит жизнь в тюрьме на самом деле. На территории Управления располагался собственный музей закрытого типа. Часть этой экспозиции отдали будущему музею Михаила. Некоторые экспонаты на время, но большинство — навсегда. С них и началась коллекция Музея тюремного искусства.
Втихаря от угличской управы Михаил сделал ремонт, оформил помещение, а когда все было готово, пригласил городскую главу на открытие.
— Из врага нужно сделать друга! И эта мудрость сработала: глава пришла, потому что администрация не может проигнорировать открытие нового культурного объекта. Мы с ней еще раз переговорили, она попросила не пропагандировать тюремную культуру, а сосредоточиться на социальной направленности, даже воспитательной. Я обещал. Так мы начали дружить.
Смотрящие
Музей довольно быстро стал популярным: многие приезжали в Углич только ради него. Посетители сами привозили экспонаты, обменивали на сувениры или просто дарили со словами: «У меня вот дома лежит — на память. Но пусть лучше эта память будет у вас на полках».
Смотрителей и экскурсоводов искали по объявлению — брали пенсионеров.
— Брать молодых — не та заработная плата, ведь доход от музея сезонный — четыре месяца в году. Молодые сегодня работают, а завтра нашли на рубль больше и убежали. А пенсионер, получающий добавку к определенной пенсии, будет держаться за место, — объясняет Михаил. Набранные еще тогда люди работают у меня больше десяти лет. Приходилось только самому увольнять сотрудников по состоянию здоровья. Видно было, что им уже совсем тяжело — возраст все-таки. А сами они уходить ни в какую не хотели, им нужно было общение.
За почти 20 лет работы бабушки-экскурсоводы уже стали настоящими профессионалками — за счет них музей и держится. Информация, полученная смотрительницами в 2004 году от директора, — капля в море в сравнении с кругозором, которым обладают экскурсоводы сегодня. Бывает, в музей приходят бывшие сидельцы и рассказывают свои истории, каждая из которых — подробный справочник по зоне. А сотрудницы дополняют этими историями свои экскурсии. Даже с заядлыми рецидивистами пожилые смотрительницы разговаривают на равных.
— Одной из моих экскурсоводов нравилось, чтобы туристы были мужички и чтобы можно было строго с ними. Встречала их в форме сотрудника ФСИН, которую прислали из Ярославского управления. Кричала: «Стоять!». А дальше уже рассказывала о музее, но все на блатном жаргоне. Это было в шутку, театрально. Люди даже удовольствие от неожиданности получали, от необычности. Она ушла по здоровью.
Артефакты Зоны
Музей состоит из двух комнат, одна — не больше 30 м², заставленная вдоль стен стеклянными стеллажами, как в магазине сувениров. А в витринах — поделки из дерева, расписанные иконы, нарды из цельного куска древесины и шахматы, самодельные тату-машинки, заточки и другие, куда менее очевидные предметы, изготовленные заключенными.
Экскурсию для двух посетителей проводит смотрительница музея — невысокая женщина зрелых лет в белом свитере с накинутой поверх шалью. В общем-то, обычная смотрительница, ничем не отличающаяся от своих коллег в Третьяковке или Эрмитаже. У витрины с фигурками из хлебного мякиша туристы щелкают фотоаппаратами: «Ого, тут даже Крэйзи Фрог и Глюкоза есть!». Этим персонажам на полке составляют компанию другие хлебные миниатюры: заключенные, играющие в карты на раздевание с начальством, волк-оборотень, грудастая девица в руках черта и еще несколько десятков разноцветных фигурок богов и героев никому, кроме авторов, не известного пантеона.
— Кстати, Глюкозу с доберманом, Шрека и лягушонка Крэйзи Фрог мне подарили девчонки с «Матросской Тишины», — рассказывает экскурсовод. — Они раскрашивали фигурки лаком для ногтей. 90% мякишей (так называют фигурки из хлеба) принесли нам бывшие зеки: у них такие поделки не изымают, так как они не представляют опасности. Ребята берут черный хлеб, соль и обязательно сигаретный пепел — он цементирует. Кирпичную пыль могут добавить или зубной порошок. Хлеб в основном именно жуют, а не мнут в пальцах. Иногда очень долго. Они сами говорят: «Жует вся хата, а лепит — один», тот, которому дано. Потом фигурки сушат на воздухе, чтобы не треснули, и раскрашивают тем, что найдут под рукой. Сверху могут покрыть лаком, а если его нет — у книжки оторвут переплет: в нем казеиновый клей присутствует, который можно замочить в воде и тоже на мякиш нанести. А если на зоне есть свое производство, то украдут оттуда ацетон с пенопластом, одно в другом растворят и этим составом поделку промажут.
Заметив наше присутствие, экскурсовод приглашает присоединиться к туристам и переходит к следующей полке, где стоит несколько грубых заварников из жести и алюминия. Один из них, самый крупный, отличается от остальных особенной декоративной отделкой, узорами по всему корпусу:
— Вот это у нас очень интересный экспонат — старинный чифир-бак (чайник для приготовления чифиря). Нам его подарил пожилой мужчина, который прошел сталинский Гулаг. Вторая часть нашей экспозиции — реконструкция настоящей камеры. И этот мужчина зашел туда, просто сел на нары и заплакал. У меня до сих пор мурашки.
Между чифир-баками, сделанными из «шлёнок» — алюминиевых мисок — лежат разнообразные четки — от совсем простых из финиковых косточек, мякиша или оплавленной на зажигалке пластмассы до ювелирных работ из металла. На одних внутри стекляшек навечно закованы два паука. «Эти, мы их „Паук“ называем, нам подарил еще один посетитель. Он послушал экскурсию, потом ушел к своей машине, а вернулся уже с четками. Они, говорит, тоже с зоны, и мне протягивает», — рассказывает смотрительница, пока мы разглядываем экспонат и пытаемся понять, как удалось заточить в стекло пауков.
Одна из стен в музее устроена по принципу алтаря: на невысоком постаменте в нише расставлены иконы, детализированные деревянные модели церквей и другие предметы на религиозную тематику. Столь сложные работы возможно создать на зоне только с разрешения администрации и при наличии нужных инструментов. Заключенный во все времена — бесплатная рабочая сила, и часто такие произведения изготавливают по распоряжению начальников. Заказчики бывают самые разные: в одной из угличских колоний служит отец Николай. По его просьбе осужденный вырезал ему иконостас. Десять лет назад на зону свозили дорогую древесину — бук, ясень — и из них делали мебель для экс-мэра Москвы Юрия Лужкова.
Напротив Мадонны висит картина, нарисованная тушью на ткани. Чья-то умелая рука тонкими линиями вывела на белой простыне портрет маленькой девочки, подписав каллиграфическим почерком: «Дорогой доченьке Наташе».
— А это так называемая «марочка» — рисунок тушью или чернилами на тряпичной материи. Их в крепком растворе соли замачивают, чтобы изображение не расползлось. Делают их обычно в подарок, поэтому и подпись соответствующая.
Так, переходя от картины «Мальчик и Иисус» к витрине с самодельными кастетами («К сожалению, были в употреблении», — сказала о них смотрительница); от чучела гуся работы заключенного-таксидермиста к набору шариковых ручек, украшенных нитками, ради которых кто-то распустил свои носки; экскурсовод оказывается у входа в следующую комнату. Проход в нее закрыт массивной дверью тюремного образца, сколоченной из широких досок, обитой железом и выкрашенной в зеленый цвет; над ней висит фоторамка. Внутри не фотография, а скрученная в петлю веревка, кусок хозяйственного мыла и небольшая записка: «Бог в помощь».
— Приношу извинения за чувство юмора нашего директора, — смущается смотрительница и, с трудом потянув дверь на себя, переступает порог.
Узники музея
Вместе с экскурсоводом мы заходим в тюремную камеру. Старая дверь из плотно сколоченных досок медленно затворяется — на жаргоне такие называют «тормозом». «Шнифт», он же «волчок» — глазок для надзирателя, засов и кормушка для подачи тюремной баланды — три обязательных составляющих двери.
— Верой и правдой со времен Солженицына служит. Нам эту дверь из «Софийки» отдали, Рыбинского следственного изолятора №2. Валялась на улице вся гнилая, выброшенная в утиль. Мы ее подлатали, и теперь она, конечно, красавица. Таких дверей сейчас нет и быть не может — это история, — рассказывает экскурсовод.
За дверью — маленькая (четыре шага на два) прямоугольная камера особого режима, больше похожая на пещеру. Размер и обстановка максимально приближены к действительности, которая была в советское время. По стенам «шуба» — грубый слой из широких мазков цемента. Это специально делали, чтобы стены не простукивались и на них нельзя было ничего нацарапать. Сейчас «шуба» запрещена, потому что быстро забивается грязью и становится рассадником насекомых, в ней можно спрятать острые предметы, да и сама по себе она очень травмоопасна.
— Сигареты надзиратели ломают и дают им без фильтра, потому что ребята из него делают режущие инструменты и вскрывают себе вены. При мне молодой человек прямо в нашей камере оплавил, каблучком растер, раз-раз, и мы с ним разрезали кусок бумаги.
В уголочке — «параша». На новых зонах вместо них уже ставят закрытые туалетные кабины, но таких очень мало. Часто параши просто отгораживают простыней. Напротив параши стоит «двугорбый верблюд» — двухъярусные нары, привезенные из той же «Софийки». Лавка и стол оттуда же — тоже подарок тюремной администрации.
— «Присаживайтесь», как бы вам здесь сказали. «Садись» никогда не скажут, а еще «спасибо» вы не услышите — только «благодарю».
В музейной камере чалятся двое восковых заключенных, выполненных местной художницей Дарьей Чужой. Персонажи — один читает книгу за столом, второй перебирает четки на нарах — сделаны с реальных людей. Прототип сидящего за столом был осужден за кражу и отбывал наказание в Угличе. После отсидки устроился в городе разнорабочим и, по иронии судьбы, нанялся делать ремонт в музее, реконструировать эту самую камеру. Своими руками и по свежей памяти наносил «шубу». В это же время искали натурщиков для восковых фигур. Предложили в том числе работнику с криминальным прошлым — он и согласился. До сих пор периодически «себя» навещает.
— Тот, что пахан на нарах — это образ моего отца, с него лепили, когда он еще живой был, — рассказал директор музея. — Найти модель, конечно, самым сложным оказалось. Никто не соглашался, чтобы с него лепили заключенного: «Это я там в камере буду сидеть в виде зека? Не дай Бог! Тьфу-тьфу-тьфу!».
Посетители: близкие и далекие
Хотя никто, кроме нас, в музей в этот день уже не заходил, смотрительница рассмеялась, когда мы предположили, что место потеряло популярность. «Я чеки убрала, так что уже вам не скажу, но нет, вы даже не третьи за сегодня», — закрывает кассу экскурсовод. По ее словам, в самый разгар туристического сезона, летом и в зимние праздники, в день музей посещает 300 туристов, притом, что помещение рассчитано на 20 человек.
— Как-то ко мне пришел вор в законе. Рукава рубашки по локоть закатал, а руки у него все расписные, в наколках. Сказал: «Сфотографируй и вот сюда на стеночку повесь». К сожалению, посетителей тогда много было, не удалось пообщаться. Он еще карты подарил — вон, на стенде.
На отдельной небольшой витрине веером лежит колода игральных карт, нарисованных от руки. Их рубашки покрыты серо-золотым орнаментом, напоминающим то ли дверь в царские палаты, то ли богато отделанный «тормоз».
То, что автор уделил так много внимания их оборотной стороне, указывает, что карты подарочные. На обычные столько времени не тратят. По соседству лежит другая колода, сделанная из вырезанных газетных фотографий. На картах — политики из 1990-х — 2000-х; у каждого своя масть и достоинство. В дамах — Ирина Хакамада, при ней валет — Геннадий Зюганов, а Борис Березовский — в семерках. Михаила Горбачева и Бориса Ельцина заключенные короновали. В тузах — Станислав Говорухин. Политики в музее — не только часть экспонатов, но и посетители — как-то заходил сюда Владимир Жириновский. А адвокат Михаила Ходорковского хотел передать музею уголовное дело подзащитного.
Однажды в музей пришел дедушка со своими внуками. Вел он себя интеллигентно, но взгляд экскурсовода привлекла приблатненная татуировка на руке с изображением девушки. Любопытство было замечено: «Да не смотри на меня! Я был там, был! Проведи экскурсию внукам, только, конечно, никакому жаргону не учи. Я привел показать им, в какое место никогда попадать не надо».
— А вот здесь, видите, лежит обычный гвоздик с припаянными к нему усиками из проволоки. Это отмычка. Ее нам принес мужчина, говорит: «Вы не смотрите, что это обычный гвоздик, я им вскрывал ваши квартиры! Вот эти зубчики из проволоки ходят по замочной скважине и открывают двери».
Те, кто завязал, охотно рассказывают о своей жизни смотрительницам. В один из дней пришел посмотреть экспонаты молодой мужчина. Экскурсоводу его выдала наколка в виде цепи. За его плечами оказались две ходки по четыре года. После освобождения он познакомился с девушкой, договорился о свидании. Перед выходом на улицу никак не получалось подобрать гардероб: никакая одежда не могла полностью скрыть блатных татуировок. Пришлось остановиться на олимпийке, но и из-под нее предательски вылезали сине-черные партаки. Весь вечер молодой человек поправлял на себе одежду, страшно стеснялся, но все-таки свидание завершилось удачно: теперь он женат, работает и путешествует. Ради семьи раз и навсегда отгородился от знакомых из прошлой жизни, а большую часть наколок свел лазером.
— После отсидки нет для ребят никаких центров реабилитации: ни психологических, ни социальных. Они иногда к нам приходят и прямо внаглую заявляют: «Я сейчас пару дней погуляю, а потом что-нибудь мелкое украду, чтобы обратно на зону вернуться». Там хотя бы кров и еду им предоставляют. Недавно иду к нам в церковь, а у входа стоит молодой мужчина, милостыню просит. Сначала на него разозлилась: «Ты обалдел что ли? Я вот на пенсии, и все равно работаю, а ты здоровый, молодой!». Он признался, что только откинулся, и никто его никуда не берет. Смягчилась, рассказала, что у нас в музее, в камере, есть миска с «общаком» — в ней туристы мелочь и сигареты оставляют — и разрешила заходить, брать из нее что нужно на первое время. Потом его батюшка при монастыре устроил. У нас рядом с ГЭС есть Воскресенский мужской монастырь, и к местному игумену многие после отсидки приходят, он никому не отказывает. Правда, они лишь зиму переждут, а летом их и след простыл.
Заходят в музей и те, кто обычно находится по ту сторону решетки: начальник Бутырской тюрьмы показывал смотрительнице шахматы, которые ему подарили заключенные на юбилей. Вместо белых фигур — зеки в робах, за черных — тюремный персонал.
— Были и полицейские, молодые ребята. А была и прокурор, купила у нас три сувенирных кружки с блатными надписями. Спросила ее, зачем три-то? Так она: «Знаете, мы все в этой системе. И я, и муж, и дочка». А кстати, вам сувениры не нужны? Возьмите наш хит продаж — кружку! Замутить рассыпуху!
Но главная функция музея, по словам смотрительницы, остается воспитательной: регулярно к ним на экскурсию приезжают переполненные школьные автобусы. Недавно к экскурсоводу обратилась мать-одиночка, которая привела на экспозицию непослушного сына-пятиклассника. Ему смотрительница даже не стала показывать экспонаты, просто закрылась с ним в камере и рассказала «всё как есть».
На этой то ли страшной, то ли мотивирующей ноте смотрительница сообщает, что ей пора закрывать музей. Прощаемся и напоследок останавливаем взгляд на марочке, посвященной «дорогой доченьке Наташе».
— На самом деле это висит копия, оригинал у нас забрали. Ее рисовал заключенный, здесь отбывал наказание. В 1996-м он сбежал, а марочку прихватил с собой и успел передать брату. Беглеца объявили в розыск, марочку изъяли в качестве вещдока, поэтому до адресата она так и не дошла. Мужчину до сих пор не нашли, и за давностью лет признали по суду мертвым. Тогда и картину в наш музей передали. А в ноябре 2013-го к нам зашла женщина с сыном. Мальчишка, как увидел портрет, тут же на нем маму узнал. Я сначала и не сообразила, что происходит. Потом уже поняла, что она та самая Наташа и есть, а автор портрета — ее отец.
«Кому скажи раньше, что вот, мол, я придумал такой музей, он закричал бы: “Ты ненормальный? Какое тюремное искусство? Кто туда пойдет? Как такое вообще могло в голову прийти?!”. Риск был. Но недавно на одном из съездов по туризму специалисты назвали мой музей амбассадором Углича», — вспоминает директор музея Михаил, и эти слова не выходят из головы, когда смотрительница закрывает за нами дверь.
- Авторы: Александра Гаганова, Илья Чеберин
- Иллюстрации: Дарья Николаева
Подписывайтесь на нас в соцсетях: телеграм-канал, Вконтакте, Яндекс.Дзен.
