Восемнадцать дней. Столько понадобилось Артему Щербакову и его друзьям, чтобы объехать всю Албанию автостопом. Они ночевали в палатках, общались с водителями, пробовали местную еду и старались приоткрыть для себя албанский «железный занавес». О том, что из этого вышло, Артем рассказал «Самокатусу».
Dog-people
Машина резко остановилась. Водитель — молодой веселый парень лет двадцати пяти. На заднем кресле — коробки с едой и одеждой. Это был македонец, возвращался с работы из Германии к себе домой. Как только он узнал, что мы едем в Албанию, настроение его резко изменилось.
— Это, друзья, вы зря, — он раздосадованно покачал головой. — Зачем вам к этим шиптарям?
«Шиптарями» албанцев пренебрежительно называют их соседи. Это прозвище произошло от настоящего названия страны — Шкиперия (Shqipëria). Не удивляйтесь, когда не увидите ничего похожего на слово «Албания» ни на монетах, ни на государственных символах, ни на официальных зданиях: так страну называют только за ее границами.
Водитель рассказал, как несколько лет назад перевозил товар из Македонии в Албанию. И как однажды, вернувшись утром на парковку к машине, обнаружил, что албанцы поцарапали капот и проткнули колеса. «Dog-people цап-царап» — повторял он мне. По его мнению, причина такого поведения — малограмотность местных людей и мусульманство. После того случая водитель в Албании больше не появлялся. И нам посоветовал следовать его примеру.
Так мы впервые познакомились с албанцами, еще даже не приехав в страну. Но пути назад не было. Через несколько дней мы перешли македонско-албанскую границу. Пограничники улыбнулись, но штампы въезда не поставили. Нас встретил ярко-красный с черным двуглавым орлом флаг. Мы в Албании.
Албания находится в западной части Балканского полуострова. Омывается двумя морями — Адриатическим и Ионическим — а пролив Отранто отделяет ее от Италии. Столица государства — Тирана. Валюта — албанский лек (равняется 0,57 рубля). Для посещения Албании в летний период, примерно с апреля по октябрь (в разные годы даты меняются), россиянам виза не нужна. В остальное время требуется национальная виза или действующий шенген. В Тиране цены в среднем на треть ниже, чем в Москве.
Трудности перевода
Первое, на что обращаешь внимание в Албании — это язык. После похожего на русский македонского албанский кажется языком инопланетным. Длинные слова не вызывают никаких ассоциаций. По звучанию это что-то среднее между итальянским и грузинским.
Албанский принадлежит к группе индоевропейских языков, которая стоит особняком от всех остальных. Наиболее близкими считаются иллирийские языки, но они вымерли еще в VII веке.
— Итальяно? — спросили нас в кафе.
— Нет, только английский, — тихо ответили мы.
Во многих кафе трудно найти меню на английском языке, оно есть только на албанском. И «Google Переводчик» здесь не поможет: рискуете наткнуться на названия вроде «Большие спины» и «Горячие женщины в шоколаде». Только худо-бедно знающие английский официанты и универсальный язык жестов помогали нам заказывать то, что мы действительно хотели.
Простые слова «по» (да) и «йо» (нет) запомнились быстро. А вот «фалиминдерит», что по-албански означает «спасибо», я смог произнести без ошибки только на пятый день путешествия.
Альтернативный мир 90-х
Идем по мостовой. В спину нещадно палит солнце. С обеих сторон — дома всех мастей. Вот за высоким трехметровым забором стоит такой же высокий двухэтажный особняк с ярко-красными оконными рамами. За железной оградой — сад с пальмами и алоэ. У дверей сидит сторожевой пес.
А через сто метров — старый, окутанный проводами дом. Через отслоившуюся белую краску проступают черные кирпичи и деревянные стяжки. Крыша после первого же ливня рискует дать течь. На первых этажах решетки, в окнах аккуратно висят занавески. Там живут люди.
Периодически встречаются и совсем заброшенные дома, без крыши и окон. Из живого — только виноград, который лианой обвивает старые стены.
Таким оказался центр города Корча.
Выходим из лабиринта улиц и переулков — и сразу оказываемся перед огромным Воскресенским собором. Он православный. Его построили сразу после падения коммунистического строя в начале 90-х годов на месте предыдущего храма. То, что здесь живут христиане, мы поняли еще на подъезде к Корчи. На многочисленных холмах, окружающих город, возвышался огромный белый православный крест. Мы его не раз потом видели с разных точек города.
В парке пожилые люди играют в домино. Вдоль главной улицы линейкой стоят многочисленные ларьки. Чуть поодаль, в переулке, сидит женщина и продает кукурузу. Мимо нас проезжает старик на велосипеде, который слушает радио, прикрепленное к рулю. Вход школы завален мешками то ли с песком, то ли с цементом. Рядом с угрюмыми кирпичными многоэтажками и немногочисленными машинами изредка пробегают лошади с телегами.
Все это напомнило мне Россию 90-х. Слышал, что албанцы не любят такое сравнение. Возможно, неспроста — атмосфера здесь все равно особенная, ни на что не похожая.
Профессор Макс Вело
— Если бы я вас не подобрал, вы бы сегодня вряд ли бы вообще уехали, — сообщил нам очередной водитель, мужчина солидного возраста. — Эта дорога пустынная, здесь вообще редко кто ездит.
Нам повезло вдвойне: этим мужчиной оказался знаменитый художник Албании Макс Вело. Который к тому же прекрасно говорил на русском языке.
Оказалось, что в начале 60-х годов он вместе с российской ученой-византинистом Викторией Пузановой исследовал скрытые в монастырях византийские иконы и фрески. Приезжал и на научную конференцию в СССР.
— Каждые выходные я езжу по этой дороге. После рабочей недели в Тиране она помогает мне отвлечься и отдохнуть, — продолжал художник. Дорога действительно пустынная и узкая. Изредка можно встретить разве что грузовик с сеном. Из-за многочисленных поворотов ехали мы медленно. Макс крепко держал руль кожаными перчатками.
Вдохновившись Пикассо и Модильяни, он создал свой стиль в скульптуре и живописи. Однако из-за политики коммунистов против «буржуазного искусства» и отхода от соцреализма художника арестовали и отправили в тюрьму на десять лет. После смерти диктатора Энвера Ходжи Макс вышел по амнистии, просидев восемь лет.
— Все мои работы эти поганые «Сигурими» (албанское КГБ) конфисковали и большую часть из них сожгли, — зло прожужжал Вело. — Хорошо, что они додумались перед этим сделать фотографии.
Уже в Тиране мы посетили его студию и посмотрели на эти фотографии. Часть работ Вело все-таки восстановил, но уже после тюрьмы.
Сейчас он очень популярен. Участвовал в выставках в США, Польше, Тунисе и Франции.
— Вам повезло жить в такое время! — с такими словами попрощался он с нами и подсказал, куда ехать дальше.
Игрушки на заборе
В городе Пермети много панельных многоэтажек. На крышах домов висят огромные синие бочки с водой. Улицы пусты. Только где-то в тени кафе за столиками сидят люди и неспешно пьют кофе. Главный магазин закрыт. Полдень.
Мы спрятались от жары во дворе. На решетках балкона второго этажа заметили привязанную за волосы куклу. Ее правый глаз слегка стерся. Она явно висела уже давно.
— Наверное, здесь живут дети, — сразу подумали мы. Но наша теория дала трещину. Как только мы вышли из двора, то увидели на недостроенном гараже плюшевую лошадь, которая была тисками зажата арматурой.
— Это какая-то традиция? — спросил я у проходящей мимо женщины.
— Амулет… Талисман, — на плохом английском ответила она и улыбнулась.
Оказывается, игрушки висят не только в Пермети — такая традиция распространена по всей стране. Албанцы верят, что детские игрушки (их называют еще «обезьянки») защищают дом от сглаза и помогают сохранить или притянуть счастье. Иногда это выглядит мило. Но чаще — устрашающе. Игрушки висят годами, их поливает дождь и жарит солнце, так что в конце концов они превращаются в нечто жуткое. Встретить старую потрескавшуюся куклу в одном из переулков ночью — опыт не для слабонервных.
Албания туристическая
Очень шумно, мы пытаемся обогнать медлительных туристов, но на узких улицах сделать это совсем не просто. Гирокастра — город, включенный в список ЮНЕСКО — антипод тихого и пустынного Пермети.
По всему старому городу рассыпаны небольшие белые домики с выступающим вторым этажом. Дорога идет то резко вверх, то неожиданно поворачивает и заканчивается длинным крутым спуском.
Вдоль тротуаров, прижатые потоком туристов, теснятся продавцы. Это настоящий восточный базар. Ковры разных размеров висят прямо на стенах домов. Их ромбические разноцветные узоры гипнотизируют.
— Купите, купите. Я дам скидку. Это последний экземпляр! — активно предлагает мне женщина маленькую джезву для варки кофе.
Несмотря на обилие туристов, цены здесь относительно низкие. Например, та самая джезва обошлась бы всего в 400 рублей.
Но Гирокастра не идет ни в какое сравнение с городом на побережье, Сарандой. Повсюду отели, бары, казино. А пляж буквально устелен загорающими.
— Ионическое море лучше Адриатического, — уверенно заявляет мужчина, у которого мы покупаем гирос. Этот греческий фастфуд здесь очень популярен, и неудивительно — с берега отлично виден греческий остров Корфу.
Гирос в Саранде можно купить везде. Запахом жареного мяса пропитан, кажется, весь город. Достаточно заплатить 200 лек, и продавец быстро нарежет его тонкими кусочками. С простыми овощами и картошкой фри завернет все это в лаваш. В конце предложит соус на выбор.
Для спокойного отдыха мы выбрали самый пустой и дикий — если верить путеводителям — пляж Гджип-Бич. Море здесь действительно лучше Адриатического. Сам пляж с обеих сторон окружен отвесными скалами. Между ними — деревья и кусты, среди которых туристы соорудили небольшой палаточный городок. По вечерам в лагере играла гитара и доносились итальянские песни.
— Мы народ небогатый и туристов не особо любим, — сидя в кресле, рассказал нам строитель из Гирокастры, который пригласил к себе переночевать. — Из-за туристов страна теряет самобытность, аутентичность. Хотя в Албании куча проблем, но нам было хорошо и без них.
Не согласиться с ним сложно. В Албании и правда сохранилась особая атмосфера, которой уже не встретить в соседней заполненной туристами Черногории.
В поисках жучков
Точное их количество никто не знает, по всей видимости, их больше 500 000. Они есть в центре городов, посреди сел, лесов и даже на морском побережье. Мы видели их полуразрушенными, обрисованными граффити, похожими на туалет, на чей-то сарай или даже на обычный кусок скалы. Эти бетонные сооружения — бункеры, символ холодной войны, коммунизма и Ходжи.
В столице Албании — Тиране, рядом с главной площадью и памятником Скандербегу, мы посетили один из таких бункеров. Сейчас там музей, BUNK’ART2.
Со стороны он выглядит как огромный каменный пузырь, который вот-вот лопнет. Мы спускаемся под землю по крутой бетонной лестнице. Толстая железная дверь открыта. За ней тоннель, на стенах висят полицейские щиты и каски, по бокам маленькие комнаты, в которых сейчас размещаются экспозиции. Музей посвящен репрессиям, которые проводились во времена правления коммунистического лидера Энвера Ходжи.
«Для людей, с людьми» — такой был девиз у «Сигурими», тайной албанской полиции. За 43 года существования «албанского КГБ» было казнено больше 6000 человек, а еще более 7000 погибли в тюрьмах. И это при том, что все население Албании тогда составляло меньше трех миллионов человек. Эти ужасные цифры материализовались в виде длинных списков, которые свисали с потолка в одной из комнат музея.
В центре другой комнаты — деревянный стол, под ним ползают дети с фонариком и что-то ищут. Белыми буквами с краю написано: «Найди жучка». Все свои «прослушки» «Сигурими» прятали в бытовых вещах — это мог быть даже обыкновенный веник. Кстати, жучка в музее я так и не нашел.
Жить по-албански
Мужчина средних лет рано куда-то идет быстрым шагом. Может быть, опаздывает на работу? Нет. Он спешит занять место за столиком в кафе, чтобы провести там целый день. Так мы в конце путешествия шутили про образ жизни албанцев.
В какой бы город мы ни приезжали, в любое время дня мы видели похожую картину: мужчины сидят в кафе, пьют кофе и без устали о чем-то разговаривают. В клетке под потолком им поддакивает какая-нибудь птица.
— Албанцы не любят много работать, это не немцы, — говорил нам Макс Вело. На вопрос, почему, он только пожимал плечами и отвечал, что, скорее всего, Албания слишком долго входила в состав Османской империи.
Работать албанцы не любят, но любят поговорить. Когда мы спросили, как доехать на автобусе до озера Коман, поскольку ни расписания, ни автовокзала так и не нашли, наш вопрос решали сразу пять человек. Они куда-то звонили, что-то постоянно переспрашивали. В итоге женщина уверенно заявила, что автобус будет ждать завтра в 8 часов утра напротив отеля Rozafa. Стоит ли говорить,что никого автобуса по указанному адресу так и не было. Мужчина на остановке сказал, что он уехал в 6 часов утра. Пришлось ехать автостопом.
Озеро Коман окружено высокими Северо-Албанскими Альпами. Это одно из самых глухих мест в Европе. Несмотря на это, паром был забит людьми. Как только он тронулся, на палубе заиграла албанская музыка и не стихала все три часа пути. Люди пели, танцевали, хлопали в ладоши, дети визжали.
На дороге нет никого. До границы с Косово осталось меньше двадцати километров. Нас спас черный внедорожник.
— Косово, Косово, фри, ноу такси, — весело тараторил водитель.
Когда подъехали к границе, улыбка спала:
— Пятнадцать евро, — уже серьезным тоном требовал он.
Как оказалось потом, он подобрал нас совсем не из благих соображений. Это был водитель Uber. Так и не заплатив, мы направились к границе. Албанских таможенников не было. Нас встречали косовские пограничники. Обиженный и злой водитель, посмотрев на нас, провел пальцем по шее. Мы уходили из Албании.
Текст и фото: Артем Щербаков
