«Как будто бы я уже не был собой»: Илья Бондарев о возвращении домой, режиссерских амбициях и жизни «на дне»

– Ты около пары месяцев назад вернулся из кругосветного путешествия. И никак не мог поехать к родителям в Брянск – а, когда наконец поехал, пробыл там всего три дня. Почему?

– Слушай, не знаю. Многие вещи остались, как и были, а я вообще другим человеком приехал, я не могу себя даже ассоциировать с той реальностью, которая там находится. Это было для меня так давно… Как будто никогда даже и не было. Там какой-то такой маленький закрытый мир, в котором живут мои братья, моя бабушка, моя мама. В квартире остались мои вещи, мы их перебрали… я их выбросил все, я не знаю вообще, как их можно было носить.

Я думал, что для меня вернуться домой – это приехать в Брянск, потому что я там жил когда-то. Но я приехал в никуда. Просто еще одно место со знакомыми мне чертами, очень странное. Я не почувствовал, что я сделал петлю, что вернулся к чему-то. Нет. На самом деле, когда я уехал – я уехал навсегда.

Подписаться на инстаграм Ильи

– А расскажи про свой город, про район, в котором ты вырос? Ты когда-то говорил, что это не очень благополучное место.

– Ты знаешь, я раньше этого не понимал. А сейчас я просто о**ел [сильно удивился], когда приехал: там алкаши всякие бродят, бухают, на районе открылась пивная очередная. Бабуля рассказала, как моих одноклассников отпиздили вот недавно. Один из них умер – на улице, пьяный. Типичный “Левиафан”, только не север, а Брянск. Двор, выход на теплотрассу. Трубы, котельная – не очень живописно. Вокруг новая застройка, дома строят. Типа крутые, элитные. Но их строят вплотную друг к другу, и там нет света. А люди как будто не понимают. Как будто они рады, что вот, у нас строят. А что строят? Строят дома, в которых нет солнечного света, потому что хотят срубить бабла? Это так ущербно все выглядит.

– Расскажи про Катю, с которой вы начали путешествие. Она же тоже из Брянска, и вы вместе уехали. Что с вами произошло? Почему вы расстались? Как это сказалось на тебе, насколько это было важно?

Мы с ней познакомились, когда на роликах катались. Мне было 19, ей – 16. До того, как поехать, мы были с ней два года вместе. Два? Или три? Кажется, два. И у нас с Катей возникали разные приключения. Я любил ходить в походы, стал звать ее. Как-то на озере жили неделю. Сейчас меня таким не удивишь, а тогда было прикольно.

Мне вообще нравится состояние приключения. Когда мы ездили с вами по Амазонке, было интересно. Какие-то такие необычные, экзотические места. К шаману я очень хотел сходить, на Рорайме было круто. Я же еще все снимаю, и это круто, когда ты можешь поделиться этим всем. Бывает, я снимаю и думаю: это же сцена из фильма. Как о**нно [классно], что она происходит в реальности. Мы живем в кино? Не знаю. Интересно живем.

Я всегда снимал. Есть фильмы, которые мы с другом в девятом классе снимали: мы писали сценарии, снимали сцены. Это были пиздец просто какие фильмы – хорошо, что тогда ютуба не было, и мы ничего не выложили. Там знаешь, криминальные разборки, и типа мы играем…

– Это были игровые фильмы? О**нно [классно].

– Там был мастер кунг-фу, который меня – ну, моего героя – учил противостоять плохому чуваку, который вымогал деньги. Потом случилось предательство: вымогатель обманул мастера кунг-фу, и тот подумал, что это я – главный злодей. Мастер сначала поверил и начал меня преследовать, а потом понял, что ошибся. В конце плохой герой получает ножом под ребро. Я все снимал на камеру друга, за 1000 рублей с “Алиэкспресс”. Качество было – пиздец.

Когда мы стали постарше, в интернете начали появляться видосы Goodbye Normals, я их нашел и подумал – ну надо же. Потом на FurFur’е я нашел статью Ромы Свечникова. Мне запомнилась фотография, откуда-то из Грузии, кажется: там висели подвешенные к потолку палатки, сушились. И я как-то работал, вспомнил эту фотографию, и подумал – надо почитать статью повнимательней. Нашел снова, открыл, прочитал – и думаю: это же о**нно [классно]. И я скинул Кате. Потом я нашел на беларусском его статьи, читал через гугл-транслейт.

Тем летом я поехал автостопом в Абхазию. Доехал один до Черного моря, вышел и просто о**ел [удивился]. Помню, теплый воздух был такой. Я стоял и думал – ни*** [ничего] себе. Так я же могу куда угодно поехать.

Я всегда знал, что хочу увидеть мир. Увидеть, посмотреть, и пожить разными жизнями. А тогда я понял, что я могу это сделать прямо сейчас. Я уже работал к тому моменту год или два – программировал, зарабатывал нормально для Брянска, 40 тысяч рублей в месяц. Самоучка, сразу после армии устроился. И вот тогда мне стало **** [плевать] на работу сразу же. Но у меня не было загранпаспорта – поэтому я вернулся.

Как-то мы с Катей встретились в кафешке – она приезжала ко мне часто на обед, когда я работал – и мы пили с ней чай, такой красный. И осень была. Мы поговорили тогда, а потом такие: “Поехали вокруг света?” – “Поехали!”. Это был завершающий вопрос, и завершающий ответ на него. Я сразу понял, что мы правда поедем.

Мы договорились на первый день лета. Когда наступил этот первый день, у Кати мама кафе открыла, надо было помогать. Но в итоге мы все-таки уехали, всего через 18 дней, 18 июня. Вот так все это было.

– Для меня когда-то путешествия были сплошной сказкой. Вы тоже выезжали молодыми. Когда вы поняли, что все не так просто?

– Мы с самого начала понимали, что будет сложно. Но это компенсировалось ожиданием, что сейчас будет что-то невероятное. С самого начала оказалось непросто – помню, как мы жили в Баку: очень жаркое лето, просто невозможно было днем ходить. Я нашел лаз на крышу, и мы по ночам ставили там палатку без тента. У нас была десятилитровая баклажка, по вечерам я наполнял ее в “Макдональдсе”, мы брали ее с собой наверх и мылись там. Солнце нас будило каждый день часов в шесть утра, мы собирали все вещи и шли искать деньги на паром в Казахстан. Мы с самого начала экономили, с самого начала были тяжелые условия. Конечно, у нас были романтические представления о путешествии, но они скорее заключались в преодолении трудностей.

– Когда стало понятно, что это конец? Что вы разъезжаетесь?

– Мы ссорились несколько раз очень сильно. Мы уже в Армении даже расстались на один день. Я поймал тачку и поехал в Азербайджан с дальнобойщиком. Еду, за окном ночь, и думаю – сука, куда я на*** еду? Этот дальнобойщик еще всякие истории неприятные рассказывал, как он трахает шлюх, всякое такое. И я ему сказал: останови машину, я выйду. Дело было даже не в этих его историях – просто я очень сильно переживал из-за того, что мы с Катей расстались.

Я вышел. Там вокруг ничего не было вообще, даже заправки. Просто поля перекопанные. Было уже четыре утра, никаких машин. И я пошел в это поле, кинул просто палатку, и уебался на эту перекопанную землю. У меня завалялся кусок сладкого в кармане палатки, и утром я открываю глаза – вся крыша палатки в муравьях. Я их вытряхнул как-то, дошел до ближайшей деревни и написал Кате: “Давай встретимся на границе”.

Мы еще расставались, на Пхукете. Потом мы сильно поссорились на Бали. Какое-то время все было нормально, но я помню, как мы продавали фотки в Гонконге, и – мне кажется, что это очень важный был момент – решили с ней разделить бюджет. Мы всегда все вместе, все в одной куче было, а тут решили разделить.

В Макао мы поехали в аэропорт, чтобы улететь на Тайвань. Но на Тайване начался тайфун, и наш рейс отменили. Мы снова начали ссориться – сначала вечером, потом мы проснулись утром, и все продолжилось. Вечером был наш рейс. У нас не было каких-то конкретных претензий, мы не выясняли уже отношения. Мне кажется, мы просто перестали друг друга устраивать, как личности.

В самолете на Тайвань мы сидели рядом и даже не смотрели друг на друга. Потом вышли, у меня были Катины наушники, и она попросила их назад. С этого опять началась какая-то ссора, прямо на границе. Я так кричал на нее, просто пиздец. Через две недели мы случайно купили билет на один и тот же самолет в Сеул, но там ни сказали друг другу ни слова.

В Корее я с ней встретился последний раз, накануне ее отлета в Чили – отдавал ноут. И в тот же день улетел во Владивосток, делать визу в США.

– Почему именно туда?

– Когда мы на Пхукете расстались, я поехал в Куала-Лумпур, Сингапур, и я понял, что путешествие надо продолжать. И я решил сделать визу в США. Написал Кате, она была на острове Пенанг: давай я приеду, и попробуем получить визу. Я приехал к ней, и мы снова стали как бы вместе. Но ты знаешь, у нас не получалось. Как будто я должен был что-то сделать, чтобы ей что-то доказать, и я это что-то все никак не делал. И поэтому она не мирилась со мной. А я ей сказал – ладно, Катя. Я поеду. И я помню, что она сказала, чтобы я не уезжал. Мы вместе поехали в Бангкок. Она волонтерила там, а я ее ждал, жил на парковке, на крыше. Еще заболел тогда, да.

И когда нам отказали в Бангкоке, я уже понял, что я буду снова подаваться на американскую визу, и точно полечу в США. Я знал, что есть такая ***ня [ерунда], как “Авиасейлз”, и они мне точно дадут билет. Вот в чем был смысл.

Еще я решил полететь в США, потому что Катя улетела в Южную Америку. Я чувствовал, что нам надо разъехаться. Когда мы расстались, началась ее персональная история – то, что делала она, и то, что делал я. Мы не могли пересекаться больше. Мне хотелось этого, но я понял, что все. И даже если мы пересечемся, если мы наладим с ней отношения, то это будет совсем не то, чего мы хотели бы. Наверное, мы поняли: чтобы увидеть какие-то вещи, чтобы что-то пережить, чтобы нас удивил мир – мы не должны быть вместе.

– Ты как-то рассказывал, что в Нью-Йорке тебя захлестывали суицидальные мысли. Как это было? Что ты тогда делал? Почему это закончилось?

– Да. Мне еще в Южной Корее было ***во [плохо], когда мы расстались. И во Владивостоке. Но помнишь, я рассказывал, что ты переоцениваешь вещи, когда ты чуть не умер? Я очень сильно все переосмыслил, когда мы чуть не утонули в Амурском заливе. Помогло как-то отпустить это все. Потому что я уже думал, что мы на том свете окажемся – а все заебись прошло.

– А у тебя еще были такие случаи?

– Когда я на мотоцикле в Колумбии в аварию попал. Там все было очень быстро: я летел, потом упал, и некоторое время думал, что все, я приехал. Я уже готовился, что из меня душа выйдет. А потом пошевелил рукой – рука шевелится, пошевелил ногой – нога шевелится. Голову поднял – хорошо. Значит, я живой. Значит, все в порядке.

Когда я приехал в Нью-Йорк, было и правда сложно. Новый континент, у меня денег не было, я не знал английского хорошо… Если честно, то я его совсем не знал. Даже как how much сказать. Но там разные волны были. Я же когда получил американскую визу, я пиздец обрадовался. Но это постоянно перемежается, сначала классно, а потом ты понимаешь, что радоваться нечему, ситуация немного на дне такая, ты на улице спишь, и вообще все очень странно происходит.

– А ты реально жил на улице?

– Я жил в Центральном парке. Там я спал первую ночь, вторую ночь я спал с геем, который у мня сосал.

– Ни*** [ничего] себе!

– Ну, я ушел, потому что он у меня начал сосать. Там дед был такой.

– Это была вписка какая-то? Каучсерфинг?

– Да, каучсерфинг по нью-йоркски, на***. Ему было лет 60. Пока я спал. И понимаешь, ты уже в таком состоянии, что думаешь – ок, хорошо, что же будет дальше. Я каждый день о**вал [удивлялся] от происходящего.

– Я так понимаю, что ты не особо знал, что тебе делать вообще.

– Нет, я четко знал, что мне делать. Я зарабатывал деньги на камеру. Когда писал в “Авиасейлз”, я сразу написал про товарняки в США. И про мотоцикл в Южной Америке. Деньги на камеру – это как раз то, что мне было нужно. 200 долларов. Ну, я хотел купить камеру получше, но купил за 200 долларов. Заработать было очень сложно: программистом меня не взяли, для грузчика был не сезон, в ресторане у русских около Брайтон-Бич меня кидали на чаевые. Но в итоге я все-таки немного накопил и купил камеру. Я тогда волонтерил в AirBnB за жилье (встречал гостей, решал бытовые проблемы разные), у меня кончились деньги, я стал на мусорках еду собирать. Там еще я кокаин впервые попробовал, на Новый год. Я тогда пошел на Таймс-Сквер, там **ево [плохо] как-то было. Потом случайно встретил русских ребят в Нью-Джерси, когда шел к себе в комнату, где жил. Они позвали к себе, и я обнюхался кокаином впервые в жизни. Потом меня выгнали: боялись, что я что-то украду. Подумали, что я бомж, или типа того. Они были такие чуваки, типичные: видишь на улице парня, который выглядит немного, как бродяга – значит, это бродяга, и ему нельзя доверять.

– Но ты же реально жил, как бродяга. Ну, потом. Ты воровал в магазинах, ел с помоек, спал на улице. Это и называется – быть бомжом. И ты вот эту грань маргинальности, на мой взгляд, перешел. Что ты говорил сам себе? Типа “да это я так, это не считается, я на самом деле нормальный пацан”?

– Сначала, когда я почувствовал себя бомжом, немного попереживал. А потом я о**ел [удивился] от событий, которые происходят в моей жизни. Я повстречал американских бродяг, спал там с ними под мостом, потом повстречал хобо Тома, догонял товарняк и на него запрыгивал, и все это начало такой оттенок приобретать, знаешь… Как будто бы я уже не был собой.

– А кем ты был?

– Просто каким-то непонятным чуваком, который… Мне было все равно. Меня не волновал этот мир. Меня волновало только ощущение в моменте. Я ловлю товарняк, я еду – вот это да! Я никогда не продумывал наперед, я делал все спонтанно и ровно в тот момент, когда мне это было необходимо. Я захотел поесть – я зашел в магазин, спиздил пожрать. Вначале мне было стремно, а потом – не было. Я просто заходил и брал то, что мне нужно – и не платил за это. Я захотел поспать – я осмотрелся, увидел место – крыша “Макдональдса”, или посреди пустыни просто – и лег спать. Были какие-то дела, которые я должен был делать, чтобы не замерзнуть. Я помню спиздил – в видео я не сказал, что я спиздил, но я спиздил – термокружку из одного магазина, а там был рядом магазин аутдора, в котором принимали на exchange старую снарягу, и я такой ага, заебись. Обменял на спальник. Еще мне нравилось, что мне ничего не нужно. И это было такое чувство… Отстраненности, как будто бы меня не существовало.

Я отключал телефон и не заходил в интернет неделями. Вот в Южной Америке я шел в “Макдональдс” и сразу подключался к вай-фаю, посмотреть, что там, в интернете. А в Штатах я шел в “Макдональдс”, наливал себе кока-колы, открывал консерву – и вообще не заходил в интернет. И мне было хорошо.

Я понимал, что из всего этого сделаю видос. В какой-то момент я проснулся утром – у меня уже были какие-то видео, но вдруг я понял, что я их снимал не так. Я вспомнил, что я же раньше снимал, и понял, что я хочу снимать по-другому. И фильм “На товарных поездах через Америку” начинается ровно в тот день, когда я начал снимать так, как я это видел. Не с Нью-Йорка, и не с начала.

– Мы все иногда мечтаем проснуться знаменитыми. Ты единственный из тех, кого я знаю лично, с кем такое действительно произошло. Как это было?

– Путь занял у меня три-четыре месяца, и в Сан-Франциско я сел монтировать. Сначала я выложил просто видос у себя на канале, и он очень быстро набрал 5 тысяч просмотров – хотя у меня мало было совсем подписчиков, человек 300, наверное. И остановился. А я очень хотел, чтобы посмотрели видос мой. И я тогда написал “Бродягам Дхармы”, у которых было 10 тысяч подписчиков, попросил их выложить. И тут он начал набирать очень много просмотров: 100, 200, 300 тысяч, сначала у них, потом на моем канале даже просмотры стали перегонять. У меня с телефоном такая штука началась: я уходил, например погулять, возвращался домой, подключал его к вай-фаю, клал на стол, и вот полчаса он безостановочно звенел от уведомлений. Для меня это было очень необычно: помнишь, я же ни с кем не общался в интернете. А тут мне стало до**я [много] незнакомых людей писать. Это было приятно, да. Но все эти просмотры и подписчики, они ощущались, как цифры. Все сообщения были похожи, и их писали незнакомые мне люди. А я еще угорал с комментов. Они тогда были все положительные, не то что сейчас.

– Кстати, у тебя и правда очень много хейтеров. При этом ты сам, как мне кажется, далеко не самый возмутительный персонаж, скорее наоборот – простой парень из провинции. Как ты это сам объясняешь?

– Да, и я не знаю, почему. Мне кажется, что это от русского менталитета. Во-первых, я не люблю цензуру. В плане мата, в плане того, что происходит в видео. Меня не волнует, если я задену чувства потенциального подписчика. Каждому не угодишь. Во-вторых, у меня какие-то подписчики ужасно маскулинные. Если я еду с Максом, помимо того, что мы якобы геи, начинаются какие-то обсуждения мужицкие, как будто мы членами пришли помериться. Когда появилась в видео Катя Николаева, сразу посыпались комменты типа “баба приехала, все, скатился”. Людей вырастили в какой-то непонятной парадигме, и они женщин не воспринимают. Меня в Максе это страшно бесило: как будто все женщины для него были под одну гребенку до какого-то определенного момента, пока она например не сделает что-то, после чего он начнет ее уважать. И так же у всех этих комментаторов – например, после Рораймы про Катю вообще другое писали. Она всем вдруг стала нравиться.

Стикерпак из комментариев под видео Бондарева

Я не думал – но теперь-то я понял – что большинство мужчин относится к женщинам, как к предметам. Я не знал этого. Вокруг меня были другие люди. У моего лучшего друга, Игоря, такого не было. У него было… И у меня тоже немного такое есть… Помню, как в Беркли я помог американкам сумки понести. А Беркли – место молодежное, большой университет. И я потом подумал: скорее всего то, что я сделал, выглядит для них, как сексизм. А у меня это часть воспитания. Но, когда ты путешествуешь, ты видишь, что все устроено не так, как нас воспитывали. И есть культуры разные, это тоже стоит понимать. Вот чувак в Февральске доебался из-за куртки моей цветной. Ты долбоеб, что ли? Ты не знаешь, что люди по-разному живут? Пора бы открыть глаза.

– Ты добил трип путешествием через всю Россию на товарняках. Когда я вернулась, мне было интересно смотреть на Россию вообще и на себя в России. Я много нового поняла. Что понял ты?

– Я понял, что люди боятся очень сильно. Когда Илья, мой попутчик, приехал, он мне такие перлы выдавал – я не переставал о**евать [удивляться]. Я повесил себе розовый платок на шею, он говорит – сними, а то подумают, что ты гей, и тебя отпиздят. А еще он боялся говорить людям, что он из Москвы. Люди боялись очень, что их снимали – без повода, на всякий случай. На всякий случай не делай это, не делай то. Еще русским людям реально интересно, что про них думают за границей – особенно американцы. “Ненавидят ли они нас так же, как мы их?” Помню, сидел в кафе, и кто-то включил телевизор, и там была пропагандистская передача. Я просто сидел и о**евал [удивлялся] от того, что там говорят.

Но вообще я проехал через всю Россию, и у меня хорошие впечатления. Нет такого тлена, как все привыкли думать. Что-то есть, но есть и хорошие вещи. В городах было очень приятно, красиво, открываются всякие прикольные кафешечки, люди занимаются делом, придумывают что-то с общественными пространствами. Даже в Февральске, на Дальнем Востоке, вот у меня сейчас вышла серия про него. Все говорят: проедешь через Россию – покончишь с собой. Нет. У меня сейчас выйдут серии, в которых будет видно, что есть и хорошие вещи, что есть хорошие люди, которые что-то делают.

– Сколько денег принесли тебе блоги за последний год? Вообще популярность как-то изменила тебя?

– 4,5 тысячи долларов с партнерской программы ютуба, потом с донатов где-то 500 тысяч рублей, и с прямой рекламы от рекламодателей – где-то 5 тысяч долларов. Получается больше миллиона. О**еть [офигеть]! Что касается влияния, то один раз только блог определил, куда я поеду. Это было в Бразилии, когда я поехал на товарняках. А вот путешествие по России вообще не связано с подписчиками. В сети есть паблики, связанные с трейнхопом, и там есть вопросы про путешествие на товарняках через Россию, которые я задавал еще в 2016 году.

– А ты не боишься, что блог кончится, и негде будет брать деньги?

– Нет, не боюсь. Это же последний год только. Я больше боюсь, что я ничего творчески не смогу сделать нового. Что я не смогу реализовать идеи, которые у меня есть. Я кино хочу снимать. Но у меня другой подход, не классический. Я не хочу делать кино по каким-то правилам в плане технической организации. У меня есть камера. я могу на нее снимать. Мне не нужен звукооператор, мне не нужен световик, разве что помощь сценариста, но даже и он не обязателен.

– Если бы ты снимал прямо сейчас, про что было бы это кино?

– Я бы хотел снять что-то типа “Вальсирующих”. Но представь, что все сцены из “Вальсирующих” были бы в реальной жизни. И я бы их снимал. При этом я люблю, когда много смысловых слоев, и когда через это все можно увидеть общую картину. На данный момент меня волнует вопрос существования человека во вселенной, в мире. Вопрос любви тоже волнует. И я хотел бы это как-то показать – может, даже через какие-то банальные и обычные сцены.

Это не совсем игровое кино, скорее такой срежиссированный док. Я говорю, например, вам, моим героям – а давайте снимем так. Но это все еще мы, мы правда все это переживаем. У меня есть идеи сюрреалистичных сцен, мне нравятся диалоги в никуда. Люди все время говорят о чем-то странном, и вроде бы о чем-то несущественном. Такой диалог может показаться глупым, но он отражает что-то очень важное. Иногда я такие вещи замечаю, когда снимаю блог. Люди так говорят случайно, мне даже не надо это режиссировать.

– Мне кажется, что после кино последний вопрос должен быть про любовь. Какая она для тебя?

– Для меня это что-то более общее и глобальное. Как любовь к миру и жизни. Есть такие вещи… Вот представь, есть молодая девушка, ты ей нравишься, но она хочет встречаться и с другими парнями. И делать из этого претензию – все равно что препятствовать течению самой жизни. Это очень глупо. Так что для меня любовь – это пока ты чувствуешь жизнь других людей, что-то эфемерное, ускользающее, про движение, про ритм. Но любить одного человека тоже можно. Просто все сложнее.

Вопросы задавала Елена Срапян,
Отвечал Илья Бондарев.

Другие интервью серии:

• Петр Ловыгин об отношении к людям, исламе и месте проституции в культуре: "Некоторые путают веру в алкоголь и веру в Бога".
• Виталий Раскалов о любви к акционизму, перезапуске канала и доходе в 100 тысяч долларов: “Популярность – это хуйня полная".
• Илья Бондарев о возвращении домой, режиссерских амбициях и жизни на дне: "Как будто бы я уже не был собой".
• Ася @gruni_ce Фомина переезде в Америку, путешествиях с детьми и кругосветке: "То ли инстаграм против меня, то ли все врут".
• Леонид Пашковский о новом формате “Хочу домой”, сложностях тридцатилетия и конфликте в Тибете: "Все уже давно карьеру сделали. А я – блогер".
• Роман Свечников о Боге, трансперсональном опыте и взрослой жизни: "В кругосветку просто так не уезжают".

Подписывайтесь на нас в соцсетях: телеграм-канал, Вконтакте, Яндекс.Дзен.