https://samokatus.ru/2018/12/raskalov/
Имя Раскалова стало синонимом русскоязычного руферства так давно, что кажется – так было всегда. Ролики On the Roofs набирали миллионы просмотров на ютубе в 2011 году, когда никто не воспринимал площадку иначе, чем видеохостинг. What’s Up Hong Kong запомнили все. Мы поговорили с Виталием о его прошлом, о жажде адреналина в реальной жизни и о том, почему русский ютуб так плох – и что с этим можно сделать.

– У тебя никнейм “Раскалов” от Раскольникова. А имя свое?

– Это уже одна из фамилий.

– У тебя она где-то есть в документах?

– Да, в паспорте. Я себе сделал два паспорта: один паспорт с одним именем, один с другим.

– Это два паспорта одной страны?

– Да, Украины. Абсолютно легально: когда-то была такая возможность, и я ей воспользовался.

– А у тебя вообще одно гражданство?

– Да, в статусе туриста в России я себя очень хорошо чувствую. Меня не касаются никакие ваши бюрократические истории, налоговая ко мне не приходит. Поэтому не вижу смысла получать российское гражданство.

– Я заметила, что во всех интервью ты очень мало говоришь про себя. Расскажи, где ты родился, где жил до переезда сюда?

– Я родился в деревне, в Украине, в Черкасской области. Центральная Украина, обычный хутор. Хорошее место, у меня очень приятные воспоминания. Жил там до тринадцати лет – потом мама перевезла в Москву. Очень простая история. Отца у меня нет – точнее, он есть, но я с ним никаких контактов не имею особых, и он никак не влиял на мое воспитание – как, в общем-то, и мама. У меня хорошие отношения с семьей, но у нас достаточно большая дистанция. Такая семья. Я развивался сам, как хотел.

– Как ты думаешь, это как-то сказывается – то, что ты не из большого города изначально?

– Я немного проще в каких-то моментах. Но сейчас я абсолютно глобализировался, такой житель мегаполиса. Единственное, в чем проявляется моя какая-то деревенская черта – умение ценить тишину. В мегаполисе это сложно.

– А когда ты переехал, как это было? Мне кажется, должна была быть колоссальная разница между маленькой деревней и огромной Москвой.

– Было сложно, да. Это дало мне хороший опыт: ты или прогибаешься, или выстраиваешь свою линию. Я старался выстраивать свою линию. Если мне говорили, что я должен чем-то заниматься, но мне не нравилось, то я учился говорить “нет”.

На самом деле мне очень тяжело было в школе, это негативный опыт моей жизни. Другой язык, который ты не знаешь: люди считают, что украинский и русский очень похожи, но это не совсем так. Первая школа у меня находилась в северном Бутово, вторая – в Академическом районе. Я сталкивался с ксенофобией: меня оскорбляли по национальному признаку, учителя гнобили за то, что я плохо знаю русский язык, не знаю историю России, литературу, ваших писателей – а у меня просто была другая база.

Но эта негативная история много мне дала: я очень рано начал деньги зарабатывать, рано начал понимать, как устроены некоторые вещи. Раз мне в школе говорят, что я должен учиться для того, чтобы потом найти работу – то почему я сразу нашел себе занятие, которое приносит деньги?

– Что это было за занятие?

– Писал программы – PHP, Java, простое сайтостроение. Ну как писал… Я написал базу, а потом просто код воровал, оформлял его иначе и продавал за 50 долларов. Небольшие скрипты такие.

– И как тебя занесло потом на журфак МГУ?

– Да не учился я на журфаке МГУ! Я походил месяц, и это не МГУ был, а какая-то околоуниверситетская шарага. Это была пустая трата времени – просто было давление общества, что нужно идти в университет. Я пошел учиться, и мне хватило месяца понять, что это абсолютно не нужно мне в данный период жизни. Тебе шестнадцать, а тебе на пять лет вперед нужно решить, чем ты будешь заниматься. Я не знаю, блин, что я завтра буду делать.

– До сих пор?

– Ну, сейчас уже есть понимание, но тогда я вообще ребенок такой был. Сейчас я прихожу к мысли, что в тридцать получить образование, по той специальности, которая действительно нравится – это круто, и я бы очень этого хотел.

– У меня сложилось впечатление, что ты не особо публичный человек. Это так?

– Почему? Я вполне публичный, у меня инстаграм, подписчики, я фотографии делаю. Куда-то там летаю, езжу. Просто у меня нет такой манеры, знаешь – брать телефон и записывать: “Ребята! Я пошел туда-то”. Можно же было пару лет назад взять и влоги фигачить, и сейчас с 10 миллионами подписчиков на ютубе сидеть на жопе ровно. Но это какая-то чушь. Ты генерируешь какой-то непонятный контент, который никому не интересен.

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

Публикация от Vitaliy Raskalov (@raskalov)

Я считаю, что если уж делать, то делать хорошо. Собирать команду, пытаться экспериментировать. Потому что, на мой взгляд, в русском ютубе все некачественно сделано. Ты смотришь и понимаешь, что не вложили деньги, не вложили сил, не потратились на монтаж, не отточили, не позвали чувака по графике, идею не придумали. И это для меня определенный челлендж.

Моя задача сейчас – взять канал, у которого есть миллион подписчиков и довольно сильное ядро лояльных пользователей, давать им новый контент и привлекать новых зрителей. И таким образом просто монополизировать деятельность в рамках ютуба. Как в руферстве: много же людей этим занимались, а я просто взял и начал делать это лучше всех, еще и продавать. То же самое и здесь. Мы уже придумали какое-то определенное количество блоков и концепций, осталось это реализовать, и я хочу, чтобы все выглядело красиво. Как ролики, которые я когда-то делал – у них есть общая стилистика, примерная динамика, хронометраж, ты смотришь мини-сериал. Без всяких спецэффектов, сложных вещей, а просто сделанный обычными людьми. Здесь хочется сделать такую же историю – что-то интересное, и, возможно, глубокое. Менее поверхностную вещь. И большой плюс – что конкуренции нет вообще.

Я хочу иметь полный контроль над проектом: никакой цензуры, курить шмаль на съемках – у меня есть сильное несогласие с тем, что меня Роскомнадзор блокирует, мне это совсем не нравится. Хочется сделать что-то смелое. А то с этим закручиванием гаек скоро выйти на площадь уже будет смелым поступком.

Конечно, в проекте будут реклама и какие-то интеграции, но здесь я хочу использовать честный подход. Вот то, что вы видите на экране – реклама телефона, и я честно рассказываю, что в нем есть что-то хорошее и что-то плохое. И честно говорить подписчикам: хотите смотреть этот контент – смотрите рекламу. Это нормально.

– Мы как раз обсуждали недавно, что если несколько лет назад реклама в блогах, на ютубе вызывала сильное отторжение у людей, то сейчас все к ней привыкли и понимают, что деньги тоже надо как-то зарабатывать.

– Да, в On the Roofs в роликах везде есть скрытая реклама, просто не все ее видят.

– Скрытая реклама, круто! Мне кажется, что этот период скрытой рекламы был в серой зоне: реклама в блогах уже появилась, но никто не мог нащупать форму, как это делать – и поэтому все экспериментировали.

– Да, чувствую себя прям пионером ютуба.

– Ты и есть пионер ютуба. Мне кажется, основной бум случился примерно в 2015 году, а вы все делали намного раньше.

– Поэтому и хочется сделать продукт, за который стыдно не будет – это моя главная цель.

– Кстати о продуктах, за которые не стыдно. Ты участвовал в организации VK-феста, я видела тебя на очень странном ютуб-шоу “Там, где нас нет”, с накрученными просмотрами.

– Ну, в фесте я в итоге не участвовал, там все отменилось. А шоу, конечно… Ну, мне очень понравилось там работать, потому что я пришел и просто был собой. У меня был сценарий, по которому я ничего не делал. Вместо этого я залез с чуваками в метро, мы с приятелем Рене разрисованным в баре пили пиво. Это шоу про эмиграцию, но в моей серии это шоу о том, как я вижу город. Абсолютно не доношу цель, которую мне поставили – но мне кажется, и другие серии этого не доносят. Зачем, если я хочу что-то узнать про эмиграцию, мне смотреть как кто-то в цветочный магазин устроился? Или как кто-то ест в дорогом ресторане? Мне это неинтересно.

Но это хороший опыт: я понял, что из меня отличный ведущий получится. Потому что у людей очень мало харизмы. Вот у юмористических чуваков много харизмы, ты видишь, что они просто на харизме вывозят. А потом смотришь путешественников – очень скованные люди, которые как бы не всегда отдают себе отчет в том, что они делают.

– Расскажи побольше про перезапуск.

– По большей части это сюрприз! Мы и трансляции продумываем, разные форматы. Будет основная ветка – это большие проекты, пять-шесть в год, первой будет Сахара.

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

Публикация от Vitaliy Raskalov (@raskalov)

Будут подпроекты в виде интервью, будет про путешествия, будет про места, в которое только по допуску NASA можно попасть – в одно скоро поеду, в ALMA в Чили. Я еще хочу в каждом выпуске новые форматы пробовать. Например, один выпуск снять более симметричным, как у Уэса Андерсона. Или один выпуск сделать по монтажу, как “Типа крутые легавsе”. Или как Гай Ричи делает. Но только на ютубе.

– И это док.

– Да. Сейчас первый выпущу ролик, второй, третий, формат немного сбалансируется, и я пойму – люди отторгают это или принимают. Но пока первый ролик максимально поверхностный. Я просто еду на поезде и возвращаюсь обратно. Но тут нужно понять, если я начну говорить о каких-то очень глубоких вещах и свои философские рассуждения о мире давать – будет ли это интересно? Чего люди хотят – хлеба и зрелищ, или какие-то глубокие вещи?

– А ты будешь опираться на то, чего хотят люди?

– Я буду прислушиваться, конечно же. Если им нравится шоу – я не против. Мне самому нравится делать веселые, угарные штуки без особого посыла. Если я захочу что-то сказать, у меня всегда есть другие инструменты.

– Я у тебя где-то видела про подготовку поездки в Афганистан. Что это было?

– А, да я уже забил на это все. Вот это желание поехать в какую-то опасную страну непонятно зачем – не вижу в этом какого-то смысла. Уже перерос этот возраст, когда хочется поехать куда-то, где жопа. Я вот в Мавритании был, там жопа – не скажу, что я в восторге. Плохо, да, детей в рабство продают, в сексуальное в том числе. Хуево. Сделать я с этим ничего не могу. Не могу я взять и прийти в чужую страну, и сказать – не делайте так. И я стараюсь не ездить в такие места. Я жестухи насмотрелся, мне достаточно. В Афганистан ехать, где страна разрушается… Я спрашиваю себя “зачем”, и у меня нет ответа. Пока нет ответа – я никуда не поеду.

– Тебя везде подписывают как фотограф, руфер, но ты часто говорил, что ты себя не идентифицируешь, как фотограф. Руфер же – это не профессия. А как ты себя назвал бы?

– По-разному. Я считаю, что я был фотографом, состоялся, даже достиг какого-то признания. Это не только мое мнение: это мнение людей, которые организуют выставки в других странах, которые берут мои работы в музеи. Мне бы, конечно, хотелось назвать себя художником-акционистом, но я не такой – хотя это одна из целей, к которой я хотел бы в своей жизни прийти: делать достаточно мощные, сильные высказывания. Когда мы поменяли билборд в Гонконге – это же современное искусство чистой воды.

Мне в России нравятся некоторые акции – *** [пенис] на Литейном мосту, прибитые яйца к брусчатке. Это очень смелые высказывания. Мне бы хотелось делать подобные вещи. Знаешь, взять у правительства заброшенное здание – какой-нибудь особняк этажа в четыре – превратить его на год в арт-объект, пригласить художников из разных стран, я бы инсталляции придумывал. Все это закончили бы тем, что взорвали здания, а потом на обломках устроили вечеринку. Ну, взрывать его не станут – его, наверное, сносить будут, и снос сделать с пиротехникой, каждый удар ковша – это салют. И все, арт-объект исчезает. Он простоял год.

Это крутая штука. Искусство – оно постоянно меняется, оно не стоит на месте. И этот дом – яркий пример того, как оно может исчезнуть. Пока какой-то идеологии у меня нет, я не хочу что-то сказать людям, но я думаю, что позже к этому приду.

На самом деле вот это руферство, по сути – тоже высказывание, только личностное. Мне хотелось… Мне сложно в школе было, не было друзей, недопонимание – и мне хотелось показать, что я лучше. Что я сильнее, смелее, что я могу делать уникальные вещи. “Посмотрите на меня, я смелый”. Такое, юношеское. Мне было важно всему миру показать, что я крутой.

– Ну да, месседж довольно юношеский.

– Я же начал заниматься всем этим в семнадцать лет. Что я мог еще сказать? Ребята, спасайте Землю? Я и в двадцать пять такого не скажу. Но сейчас для меня это абсолютно иссякло, и я придумываю что-то новое. А со старого пожинаю лавры: езжу в Швейцарии с лекциями, рассказываю, в целом очень комфортно себя чувствую.

– Ты и правда стал известным очень рано. Как это сказалось на тебе?

– Это тяжело. Начинается давление людей, которые тебя читают и смотрят, тебе надо подстраиваться под них. Но я к популярности шел целенаправленно. Я вообще не скрываю, что я очень эгоцентричный человек, который строит все на своей личности. Когда я прихожу в любую компанию, там нет людей харизматичней меня – и я все внимание на себя забираю. Люди могут смеяться над моими шутками, хотя им не смешно.

– А это не делает тебя сложным человеком в обычном общении?

– Тяжело, да. Я очень закрытый человек, у меня личное пространство. Большая стена между мной и людьми. Если какие-то личные отношения, то я думаю, что это получится тирания какая-нибудь. Не с моей стороны – сами отношения сложные, жесткие. Мне сложно открыться, и так далее. Я это осознаю – нужно же сначала понять и признать, а потом уже куда-то двигаться.

Это стало для меня неожиданностью, все эти личностные вещи. Колоссальная работа. Куда сложнее, чем залезть на здание – или стать популярным. Быть человеком и быть человечным – это невероятный труд. Я пока не понимаю, как люди это делают. Но у меня будет еще много времени научиться. Из ближайшего – начать слушать людей.

– А у тебя много друзей?

– Нет. Ну как, два, три близких. Я их нечасто вижу, но всегда искренне рад, питаю теплые чувства к ним. А это большая редкость. Я не особо… У меня нет эмпатии. Поэтому многие, наверное, думают, что я такой невежливый, грубо могу разговаривать.

Популярность – это на самом деле *** [ерунда] полная. Абсолютно бессмысленная вещь. В идеале я бы хотел перестать что-то рассказывать на камеру. А делать те же вещи. Я скорее стремлюсь к тому, чтобы от публичности уходить. Мне это не нужно, это не делает меня супер-счастливым. Если я хочу что-то сказать, для этого могут быть другие инструменты, более глубокие.

– У меня вообще возникло ощущение, что несколько лет тебя как-то не было в медиапространстве. Последний такой популярный видос был про Гонконг…

– Ты же Россию берешь. А был видос про Корею, который там взорвал всю страну, был видос из Рио-де-Жанейро, где на нас там в суд подают, полиция с проверкой приходила.

– Но Рио-де-Жанейро был два года назад. Потом я начала смотреть твой инстаграм и поняла, что ты что только не делал все это время – был в Монголии, на Сахалине, в Зимбабве, даже какой-то пресс-тур в Норвегию там проскочил. То есть никакой паузы, кажется, не было. Как ты сам ощущаешь это время?

– Да я месяц назад из Африки вернулся! Из путешествия по Сахаре. На Байконуре был, в Чернобыле у меня было безумно крутое путешествие, на Байкале были в этом году, в Монголии очень физически сложное и опасное путешествие было. Этот год выдался настолько насыщенным, больше некуда. Просто я не генерировал видео. Я не лазил. Я пробовал и понимал. Я скорее прислушивался к чувствам, нежели брал камеру и хотел что-то снять, поделиться этим. Я хотел пережить определенные вещи, и я их переживал.

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

Публикация от Vitaliy Raskalov (@raskalov)

У меня такой ритм. Когда ты на место садишься – тяжело жить. Кроет. Поэтому приходится постоянно себя двигать вперед. Я живу так уже пять-шесть лет, мне нужно, чтобы организм вырабатывал адреналин. Я иногда я езжу летом на мотоцикле по Москве, и у меня желание появляется – взять, и от ментов поездить. Раньше я так делал. Но я стараюсь себя держать в руках и пускаю эту энергию в конструктивное русло – в Монголию там, в Сахару.

Сейчас я придумал восемь крутых, очень крутых мест, куда я очень хочу попасть, но они уже не про крыши. Одно из мест – нефтяная платформа, где якобы находится непризнанное государство Силенд. Фукушима та же. Больше не буду рассказывать – пусть это будет сюрпризом.

– Поговорим про бабло и про Москву. Ты где-то говорил, что у тебя был запрет на въезд на три года, а где-то – что на пять. Как было на самом деле?

– Сначала был на пять, потом на три. В итоге на три. Правда, я приехал потом через восемь месяцев. Надо было вернуться: у меня даже допуска к банковскому счету не было. Мне сняли запрет досрочно, но это было очень сложно.

– Это тогда ты в стерильной зоне Шереметьево две недели просидел?

– Да, решал вопросы. И со мной решали вопросы. С нигерийцами сидел, с сирийцами. С таджиками. Хороший опыт, всегда с улыбкой его вспоминаю. Историй много, конечно. Кто-то приехал по поддельным визам, кто-то бежал оттого, что их там убить пытались в Сирии. Ни один пограничник английского языка не знает, я там переводчиком был.

– А ты сколько языков знаешь?

– Английский, русский. Украинский знаю, но забываю постепенно.

– И живешь ты все-таки здесь?

– Иногда да, в Москве. Я очень люблю Москву, Москва – это мой любимый город, Москва охуенная. Я помню, как-то жил в Вене месяц, думал: каршеринг – вот это изобретение, прокат великов – вот это изобретение. Через год все это появилось в Москве. Инфраструктура, мобильные приложения, доставка круглосуточная, убер дешевый – и он не единственный, потребительские сервисы очень развиты. Эконом, эконом плюс, бизнес, лакшери, лакшери плюс. Единственный минус Москвы в том, что она стерильная. Уличной жизни нет. Но это большой мегаполис, типа Токио, жизни здесь уже не может быть. Шанхай – тоже очень стерильно все.

В целом Россия мне нравится. Россия – заебись. У меня претензий к России никаких нет. Я не сталкиваюсь с коррупционными схемами, ни с чем. Я живу в таких розовых очках. В провинции, конечно, не так. Хотя вот есть еще Сочи. Тюмень – шикарный город. Маленький, но хороший город, Собянин же был бывшим мэром Тюмени.

– У меня кстати есть вопрос про Собянина. И про Москву. Реклама выборов мэра в твоем инстаграме – что это было?

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

Публикация от Vitaliy Raskalov (@raskalov)

– Я очень люблю Москву, и я считаю, что чуваки что-то делают. Я вообще отношусь очень позитивно к тому, что происходит в Москве. Собянин, кто-то еще – вообще насрать. Пусть продолжает. Я прекрасно понимаю, какими путями это делается, сколько денег воруется. Но мы живем в России: кого тут можно удивить тем, что воруют деньги? Поэтому мне не стыдно говорить: знаете, выборы – нормальная тема, сходите на выборы. Я же не мотивирую за Собянина голосовать. Конечно, это платные посты, это всем известно. Но меня совесть не мучает: Москва меняется, я вижу хороший результат. Стыдно сказать – идите за Путина голосовать, это стыдно. Или стыдно сказать: знаете, “Единая Россия” – норм.

– Ты говорил, что зарабатываешь деньги на фотографиях, рекламе, съемках, сотрудничествах с брендами. У тебя BBC и Canon покупали съемки…

– Да, я был бренд-амбассадором там. Очень много рекламы, можно много меня в “Мегафоне” увидеть, сейчас Casio вышла реклама. Я как героя себя продаю: придумываю какую-то идею, и, естественно, в этой идее снимаюсь. Я обычно своих ребят привлекаю для этого того.

Дело не только в количестве подписчиков: ты там пердишь своей девушке в лицо, и это смотрят пять миллионов человек – но сложно представить бренды, которые придут и скажут: мм, вы знаете, у нас рекламная кампания как раз про пердеж. Я понимаю, почему бренд Casio меня может ассоциировать со своими часами: это часы для экстрима, для смелых – и я идеально подхожу.

Если ты хочешь зарабатывать деньги на соцсетях, тебе нужно в первую очередь быть узнаваемым. Когда речь идет о съемках какого-либо экстрима, зачастую ко мне первому обращаются. Бренды любят работать с живыми персонажами, с героями. В нынешней индустрии сторителлинга это очень актуально.

– Расскажи про основные доходы?

Больше всего я зарабатываю на рекламе. Давай сейчас перечислим за последние пару месяцев: я снялся в шоу, мы сделали на Сахалине рекламу, я являюсь бренд-амбассадором китайских телефонов Oppo, которые мне платят солидную сумму каждый месяц, я являюсь бренд-амбассадором S7, рекламу в инстаграме тоже достаточно бодро могу продавать. Еще у меня была выставка в Швейцарии, где мои фотографии по 5 тысяч евро продаются, у меня была выставка еще в другом месте, я статьи пишу, за которые тоже платят.

– Сколько у тебя в месяц получается бабла? В год?

– Тысяч сто долларов вышло за 2017 год. И в 2016 примерно такая же сумма.

– А что ты делаешь с этими деньгами?

– Я? Ну, есть операционные расходы – поехать туда, сделать это.

– Мне кажется, еще останется.

– Да конечно. Я… Да ничего с ними не делаю. Вот сейчас буду канал развивать.

– То есть квартиры там, нет?

– Да зачем мне это надо. Машину тоже не надо. Ну, сноуборд у меня есть. Мотоциклы. Дайвингом хочу заняться. Много что можно делать. Тут еще есть важный момент: я – абсолютно свободный человек, у меня не болеют родственники, я не болею, у меня все хорошо. Мне двадцать пять, у меня нет детей, семьи. Естественно, мне деньги эти некуда тратить. Я даже в Москве живу по AirBnB: банально снять квартиру не могу, потому что я вот сейчас уеду, потом опять уеду, потом опять.

– Знаешь, есть такие моменты в жизни, когда ты чувствуешь себя очень сильно живым. У тебя было такое, в последнее время?

– Вот я на Сахалин ездил, вот там в моменте было классно. Я плыл на моторной лодке на какой-то маяк, граница с Японией, хуево-кукуево. Я осознал, как я живу, и очень счастливым человеком себя почувствовал на мгновение. В Сахаре было классно. Мы залезли на поезд, легли спать, и я проснулся в восемь утра: рассвет, мы едем – пустыня кругом, холмы, дюны, никого нет. И ты в поезде этом, весь черный. Думаешь – вот у меня незаурядная жизнь!

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

Публикация от Vitaliy Raskalov (@raskalov)

Еще очень живым себя чувствовал в Монголии: каждый день ты едешь по четырнадцать часов, и потом лечь спать – это такое счастье, когда ты ложишься в кровать или душ принимаешь. А еще вода если горячая!

У меня никогда не прекращается мыслительный процесс, я думаю 24/7. Всегда. И мне очень приятно, когда получается не думать. Это какая-то форма медитации. Нагружая свой организм и ставя себе такую сложную цель, к которой надо было дойти, в процессе я вообще не думал ни о чем. Увидел дорогу, поехал по ней и никуда не сворачивал. Я просто ехал и не задавал вопросов.


Автор: Елена Срапян,
Фото: Виталий Раскалов.

Другие интервью серии:

Поделиться

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ