«Может, сразу в Сирию?» — это был любимый вопрос моих родных, когда я говорила, что собираюсь в Венесуэлу. Мама умоляла меня никуда не лететь. Но меня было не остановить. В начале прошлого лета я купила билет до Каракаса. Сердце выпрыгивало из груди.
Больше трех лет я работаю в редакции международного телеканала. Я часто рассказывала про Венесуэлу в своих сюжетах, но только то, что читала в других СМИ. В какой-то момент мне захотелось своими глазами увидеть, как на самом деле живут венесуэльцы. Лгут СМИ или говорят правду?
И что самое важное, я хотела рассказать другим о том, как живет одна из беднейших стран мира, которая недавно была одной из богатейших — поэтому я сняла в Венесуэле документальный фильм. Я ехала не как журналист, а скорее как блогер.
Зачем я в это ввязалась?
После покупки билета до самой поездки оставалось еще три месяца, так что у меня было время, чтобы найти в интернете местных жителей, порасспрашивать их, посмотреть на YouTube репортажи о Венесуэле. Еще у меня есть подруга-венесуэлка: она несколько лет назад перебралась в Европу, а ее мама по-прежнему живет в Каракасе.
Вы наверняка слышали от иностранцев стереотипы о России: у нас медведи гуляют по улицам и мы не пьем ничего, кроме водки. До общения с венесуэльцами я думала, что все эти рассказы об опасностях Каракаса — такие же мифы, как медведи в центре Москвы. Но все, абсолютно все местные мне отвечали, что это правда. От их сообщений у меня каждый раз потели ладони и начинала кружиться голова. Когда я смотрела репортажи с названиями «Каракас — самый опасный город мира» и переписывалась с венесуэльцами, мне хотелось плакать… Зачем я в это ввязалась?
Акции протеста, голод, двоевластие, огромные запасы нефти, один из самых опасных городов мира — вот то, что я знала о Венесуэле вообще и о Каракасе в частности до поездки. Каракас я представляла захудалым африканским или латиноамериканским городком со сплошными трущобами.
Я не знала, что раньше Венесуэла была одной из самых богатых стран Южной Америки. О богатом прошлом напоминают стеклянные здания, похожие на европейские деловые и торговые центры. Когда я оказалась в центре Каракаса, то не могла поверить своим глазам. Неужели все, что говорили об экономическом кризисе — ложь?
Контрасты столицы
Небоскребы Каракаса — роскошь, за которой скрывается нищета. Когда я говорю друзьям, что минимальная зарплата в Венесуэле — чуть меньше двух долларов, у меня переспрашивают: «Это в час или в день?». В месяц, друзья, в месяц!
Как такое может быть? Сейчас минимальная зарплата в стране — 400 тысяч боливаров. Из-за зашкаливающей гиперинфляции эти 400 тысяч боливаров превращаются в два с минусом доллара.
Что на эти деньги можно купить в Каракасе? Примерно то же, что и в Москве. Пару батонов хлеба или упаковку риса.
Трущобы — первое, что вы видите, подъезжая к Каракасу. Эти пестрые домишки можно назвать визитной карточкой Южной Америки. Часто барриос, как их тут называют, расположены на склонах холмов: домики поднимаются друг над другом и издалека становятся похожими на сплошную стену.
Если вам дорога жизнь, в трущобы лучше не соваться. Местные, живущие в других частях города, стараются не приближаться к барриос.
А вот центр Каракаса мало отличается от других столиц. По крайней мере, внешне. Высокие дома, торговые центры, широкие проспекты. В первые минуты в Каракасе у меня из головы не выходил вопрос: «И о каком кризисе вы говорите?».
Но стоит час-другой поговорить с местными жителями, и этот вопрос исчезает сам собой. Когда тебе рассказывают о матерях, которые выходят на панель, чтобы купить лекарства детям, о зарплатах в два доллара, о килограмме сахара, который стоит как минимальная зарплата, об уровне преступности, то пелена быстро спадает с глаз.
Мои друзья мне часто показывали: вот там раньше был классный ресторан, а там — известная гостиница. Но в последние годы очень многие развлекательные заведения, магазины и отели закрылись.
Страна покатилась кубарем вниз после 2014 года, когда резко упали цены на нефть. И богачи, и бедняки, и чависты, и сторонники оппозиции — все признают, что сейчас ситуация в стране катастрофическая. Только одни винят во всем президента Николаса Мадуро и его приближенных, а другие — оппозицию и американцев.
А где ценники?
Помните, как в 2014 году обвалился рубль? Еще недавно один евро равнялся 40 рублям, а тут оп — и 100. Венесуэльцы были бы счастливы, если бы их валюта обесценилась к доллару в два раза.
В мае прошлого года за один доллар давали примерно 6000 боливаров. В сентябре, когда я была в Венесуэле, — около 20 тысяч. В начале мая 2020 года — более 180 тысяч боливаров.
В сентябре минимальная зарплата равнялась 40 тысячам боливаров, в октябре ее подняли до 150 тысяч. Сегодня, как я уже писала, она равна 400 тысячам. Да, чуть меньше, чем за год, минимальная зарплата выросла в 10 раз. Только вот и цены в магазинах выросли точно так же… В этом вы можете легко убедиться, зайдя на сайт какого-нибудь венесуэльского супермаркета. Можно сыграть в игру: «Что купить на 400 тысяч боливаров, или на два доллара?»
Помню, я зашла в магазин косметики в торговом центре. Меня удивило, что нигде не было ценников. Мне сказали, что вывешивать их просто нет смысла: цены все равно меняются каждый день.
В другом магазине пошли на хитрость: ко всем вещам прикрепили бирки четырех цветов, каждому цвету соответствует цена. Соответственно, когда цена меняется, ярлыки переклеивать не надо, достаточно на обычном листочке напечатать четыре новые цены. Но, конечно, так поступают не во всех магазинах.
Два года назад в стране была проведена деноминация боливара, с банкнот исчезли пять нулей. Но я сама за полторы недели в Венесуэле ни разу не видела, чтобы кто-то расплачивался наличкой (если только это не чаевые работнику АЗС). Это вполне объяснимо: кто захочет носить с собой толстые пачки купюр?
Массаж по цене месячной зарплаты
Кстати, знаете, что мне показалось парадоксом? Торговые центры в Каракасе такие же, как в России. И посетителей там достаточно. Есть Zara, Tommy Hilfiger. Работают кинотеатры, булочные, рынки, супермаркеты, полки которых ломятся от еды. Я много раз спрашивала у местных, откуда при зарплате в два-три доллара у людей берутся деньги на кино, одежду и еду, ведь все это стоит, как несколько минимальных зарплат. Перечислю те объяснения, которые услышала я.
Во-первых, конечно, в стране до сих пор есть обеспеченные люди — те, кто занимается бизнесом, у кого есть свои магазины, булочные, автомастерские и т. д.
Кроме того, в Венесуэле в широком обращении крутятся доллары. Ими иногда даже можно расплатиться в магазинах и в ресторанах. Так что те, у кого есть доступ к американской валюте, могут более-менее нормально существовать.
Например, я как-то пошла на сеанс массажа, заплатив 10 долларов. И вуаля, массажистка за час заработала в четыре раза больше, чем некоторые зарабатывают за целый месяц. А еще одному человеку я платила по 50 долларов в день, чтобы он повсюду сопровождал меня (это было необходимо из соображений безопасности: по Каракасу в одиночку лучше не передвигаться).
Многим местным помогают родственники, живущие за границей. Если кому-то кто-то может отправить 300–400 долларов, то на эти деньги в Каракасе вполне можно прожить. Конечно, шиковать вряд ли получится, но на еду и иногда даже на развлечения деньги будут.
Бегство за границу
Венесуэльцы массово бегут за границу. По данным ООН, опубликованным летом прошлого года, с 2015 года страну покинули 4 миллиона жителей. Часто это образованные люди, которые в Европе могут зарабатывать от 1500–2000 евро. В этой ситуации очень повезло детям мигрантов, приехавших в Венесуэлу десятки лет назад из послевоенной Европы: многие сохранили европейское гражданство.
Тем, у кого двойного гражданства нет, намного сложнее: в ноябре 2019 года власти резко подняли цены на оформление загранпаспорта. Сейчас эта услуга стоит 14 миллионов боливаров при минимальной зарплате в стране в 400 тысяч (если у вас уже есть паспорт, то его продление будет стоить около 7 миллионов). Так что бежать из страны стало намного сложнее.
К тому же другие латиноамериканские государства ужесточают визовый режим с Венесуэлой из-за огромного потока мигрантов. За последние годы визы от венесуэльцев начали требовать власти Чили, Эквадора, Перу, Доминиканской республики, Гондураса и ряда других государств.
Один из самых опасных городов в мире
Уровень преступности в Венесуэле зашкаливает. Местные говорят, что стараются лишний раз не выходить из дома, особенно вечером, и не пользоваться по возможности общественным транспортом. Я одна не появлялась на улице: меня всегда кто-нибудь сопровождал. Притом многие венесуэльцы боятся в равной мере как преступников, «маландрос», так и полицейских.
По данным мексиканской организации El Consejo Ciudadano para la Seguridad Pública y la Justicia Penal (Гражданский совет по вопросам общественной безопасности и уголовного правосудия), три венесуэльских города: Каракас, Сьюдад-Гуаяна и Сьюдад-Боливар — входят в десятку самых опасных городов мира. В 2018 году в столице были убиты около 3 тысяч человек (население города — примерно 3 миллиона). Для сравнения, во всей России в 2018 году было совершено, по официальным данным, 8 тысяч убийств или покушений на убийство.
Мои друзья тоже попадали в опасные ситуации. Кому-то полицейские подбрасывали наркотики, а потом вымогали деньги. Одному парню преступник выстрелил в голову (этот человек чудом выжил). Кому-то в окно машины просовывали пистолет. Многие венесуэльцы из-за этого, кстати, никогда не открывают окна автомобилей.
По улицам Каракаса повсюду ходят люди в форме. В Европе это дает чувство защищенности, а в Венесуэле у меня каждый раз сердце выскакивало из груди.
Еще в Каракасе меня занесло на кладбище. Такого ужаса я не видела нигде. Всюду разграбленные могилы. Ты подходишь к могиле, а там яма, в которой уже гроба нет. Это жутко. Я слышала два объяснения: бандиты ищут в могилах то, что можно продать, а сектанты крадут черепа и кости для обрядов.
Как меня задержали
Посмотреть эту публикацию в Instagram
Я попала в Каракасе в полицейский участок. Это опыт, который я никому не пожелаю пережить. Нет, меня не пытали, но девятичасовой допрос в совершенно незнакомой стране — это за гранью добра и зла. Даже спустя девять месяцев меня трясет, когда я вспоминаю те часы.
Что я сделала? Сфотографировала президентский дворец, решив, что это такая же достопримечательность, как, например, Кремль. Я не знала, что в Венесуэле президентский дворец, так же как и ряд других правительственных зданий — это зоны безопасности, где фотографировать запрещено.
Ситуация осложнялась из-за того, что я по профессии журналист. Если бы я была балериной или бухгалтером, наверное, меня бы тут же отпустили.
В полицейском участке у меня спросили все, что только можно: где живу, где учусь, о чем пишу диссертацию, что делаю в Венесуэле, как зовут женщину, у которой я остановилась, кем работает она и ее дети, как мы с ней познакомились, как найти меня в социальных сетях, как я познакомилась с парнем, который меня в тот момент сопровождал, гражданства каких стран у меня есть (последние несколько лет я живу не в России, но гражданство у меня только российское).
Меня сфотографировали, сняли отпечатки пальцев. Мне пришлось подписать документ, где говорилось, что я не буду делать ничего, что угрожало бы национальной безопасности Венесуэлы и имиджу Николаса Мадуро.
После допроса мы поехали в квартиру, где я остановилась, поскольку полицейские хотели увидеть оригинал паспорта: я боялась, что его могут украсть, и выложила из сумки перед выходом из дома. Оказалось, что сотрудники аэропорта напортачили с въездным штампом: там было указано, что я приехала не 2 сентября, а 2 августа. К счастью, у меня был с собой билет, и плюс в паспорте была отметка о вылете из парижского аэропорта.
До этого меня никогда нигде не задерживали, поэтому я совершенно не знала, как себя вести. А тут еще и другая страна, притом не цивилизованная Европа, а Венесуэла, о которой в СМИ говорят только в связи с нарушениями прав человека и диктатурой.
Мне хотелось плакать. У меня болел живот от голода, но кусок в горло не лез — от страха пропал аппетит. Полицейские — надо отдать им должное — вечером настояли на том, чтобы я поела.
Я очень переживала за маму. Написать, что со мной все хорошо, я смогла только в 5 часов вечера — в Москве это была полночь. Мама была против этой поездки, она очень боялась за меня, и я даже думать не хочу о том, что она испытала в тот день.
Рискуя жизнью
Не могу описать, как после этого было страшно снимать. Я пыталась вспомнить моменты, когда мне было так же страшно, но так ничего и не вспомнила. Я поняла, что впервые в буквальном смысле рискую жизнью. Если бы меня снова поймали, то отправили бы за решетку (об этом прямым текстом сказал полицейский).
Но я уже потратила столько денег, столько времени, столько сил (я готовилась к поездке три месяца), я перелетела через Атлантику. И что же? Все напрасно? В конце концов, я журналист, рисковать жизнью ради правды — часть моей профессии.
Мне очень хотелось показать людям, которые живут в России или говорят по-русски, как на самом деле обстоят дела в Венесуэле. Без преувеличений, без утаивания. Так, как есть. То, что я видела своими глазами и слышала своими ушами.
Я снимала фильм полностью на свои средства. Это мой независимый проект, которым я от начала и до конца занималась сама: искала героев, общалась с местными жителями, снимала, писала текст и монтировала.
Это не фильм о политике или экономике. Это истории простых венесуэльцев.
Клубы для богатых и работа за еду
За неделю в Каракасе я увидела нищую и богатую Венесуэлу.
Что такое богатство в Венесуэле? Если вы получаете 70 тысяч рублей, то в Венесуэле можете считаться богачом. Здесь за 200–300 долларов можно снять жилье в многоквартирном доме с бассейном внизу, с кабинетом и четырьмя спальнями.
За 100 долларов можно оформить членскую карточку в «клубе для богатых» с бассейном, теннисным кортом, спортзалом и рестораном. Кстати, в том ресторане я заказала две пиццы, два пирожных и два напитка и заплатила за все 15 долларов, то есть чуть больше тысячи рублей.
А как живут люди, которые получают два доллара в месяц? Могу привести два примера. Я познакомилась с парнем, который в будние дни занимается техническим обслуживанием, работает в школе и в булочной, а по выходным трудится на полях, собирает кукурузу и юкку. Добираться до полей ему приходится два часа пешком через тропический лес. За эту работу ему никто не платит, но зато он может унести с собой пару мешков кукурузы и юкки.
Другой мой знакомый работает личным водителем. С едой и одеждой ему помогает семья, на которую он работает. Еще он получает помощь от государства — так называемые коробки CLAP, в которых можно найти базовые продукты: муку, макароны, рис, масло, молоко.
Формально право на такие продуктовые наборы есть у всех, но, как мне рассказал близкий к правительству источник, фактически эти наборы получают только те, кто поддерживает действующую власть.
Об этом писало даже Управление Верховного комиссара ООН по правам человека в 2018 году. Организация получила свидетельства от людей, которым угрожали больше не выдавать коробки CLAP, если они не проголосуют за правящую партию или если они принимают участие в антиправительственных акциях.
Жизнь в темноте
Вы наверняка слышали из новостей про постоянные блэкауты (отключение света) в Венесуэле. Это правда. То же самое происходит с водой. Я помню, как сходила с ума от жары в аэропорту Каракаса. На улице 30 с лишним градусов, а кондиционер не работает. Все ходили в мокрых от пота майках. Хотелось зайти в туалет, помыть руки, сбрызнуть лицо. Но в туалетах не было воды.
В торговом центре мне пришлось пройти несколько этажей в поисках туалета, где была бы вода. Еще я ходила в дорогой по местным меркам ресторан, и там тоже не было воды.
Отключение электричества — это еще и неработающий холодильник. Представьте: вы на последние деньги купили масло, молоко, может быть, даже отхватили кусок мяса, а все это пропало за несколько часов из-за жары.
Каракас страдает от блэкаутов реже, чем другие регионы. Запасов ресурсов из-за изношенности оборудования на всех жителей не хватает. Сами венесуэльцы, в том числе источник, близкий к правительству, говорили мне, что власти специально отключают воду и свет в регионах и перенаправляют ресурсы в Каракас, чтобы избежать там народных волнений. К тому же в столице работают дипломаты и журналисты иностранных СМИ.
Еще в Венесуэле отвратительный интернет: на загрузку одного короткого ролика могут уйти часы. Найти места с хорошим сигналом можно, но это задача непростая. Wi-Fi в ресторане Каракаса — редкость. Я думала, что в крайнем случае буду пользоваться своей билайновской симкой, но 1 мегабайт интернета стоил больше 700 рублей.
Отдельно стоит сказать про бензин. Когда я была в Венесуэле, бензин там был фактически бесплатный, люди просто давали чаевые работникам АЗС. Но в мае я специально связалась со своими венесуэльскими знакомыми, и они сказали, что из-за коронавируса ситуация резко изменилась: сейчас литр бензина стоит несколько долларов.
Ложка меда в бочке дегтя
Венесуэла — страна с потрясающей природой и климатом. И зимой, и летом там ходят в футболках. Горы, тропические леса, Карибское море, Атлантический океан.
Венесуэла свела меня с потрясающими людьми. Кто-то из них не знает, будет ли у него сегодня что-то на ужин или он пойдет спать голодным, а кто-то проводит время в клубе для богатых с бассейном и теннисным кортом. Кто-то несколько часов добирается до университета на общественном транспорте, а кто-то ездит на дорогущей машине.
Мои венесуэльские друзья — это десятки людей разного возраста, разных политических взглядов и разного достатка. Но есть у них нечто общее: они остались в родной стране в надежде, что когда-нибудь она будет процветать. Снова.
Текст: Марика Димитриади.
