4 февраля вышел первый выпуск третьего сезона ютуб-шоу Лени Пашковского “Хочу домой”. На этот раз Леня отправился за историями в Тибет и Юго-Восточную Азию: он снимал истории про трансгендеров в Таиланде и тренировался в шаолиньском монастыре. Мы встретились с Леней в Москве и расспросили его о съемках – и немного поговорили о жизненной философии.

– Сегодня у тебя премьера сезона. Все готово?

– Я смонтировал только первую серию. Всего их будет двенадцать, как и в прошлый раз: три из Таиланда, и, если обобщать Китай и Тибет, то пять серий – одна из Синьцзяна, две из Тибета, и три из самого Китая.

– Как бы ты в двух словах описал его, чем он отличается от предыдущих?

– Этот сезон будет либо кончиной проекта, либо только его рождением. Он отличается принципиально. Во-первых, я попытался в этот раз найти баланс: если раньше это была абсолютно объективная картинка без участия меня вообще, то сейчас я понял, что ошибаюсь. На ютубе так не работает. Я попытался сохранить концепт, но добавить немножко блогерства все-таки. Такого… трезвого. Это первое. Второе – это специфика мест. Места сами диктовали формат – так что некоторые серии будут вообще без героев.

– Почему?

– Потому что в некоторых местах невозможно найти героев. Либо из-за языка, либо из-за… Ну, либо это Синьцзян. Где люди вообще не говорят. Или ограничиваются фразой “все хорошо”. И улыбаются. Никто не отвечает на твои сообщения, все переводят тему, как только ты начинаешь спрашивать о чем-то, что касается ситуации в регионе, узнавать, почему камера на каждом углу – целая гроздь камер. Но я про Синьцзян еще отдельно расскажу. Там в принципе невозможно было что-то снять, просто невозможно. И приходилось выкручиваться – снимать себя, снимать улицу, и потом из этого делать историю более закадровую, с ретроспективой.

Сезон получился очень разнообразный: если раньше формат всегда был четкий, то сейчас будут серии такие, как раньше – полностью построенные на интервью; будут серии о моих приключениях; и будут смешанные серии, в которых, наверное, получилось сделать то, что я задумывал изначально.

– Ты уже был в Азии много раз – думаю, тебя не так легко удивить. Были какие-то поразительные места в этой поездке?

– Тибет. Это место, в котором хочется остаться и понять его. Потому что тибетцы – это не азиаты. Они вообще другие.

То, что я снимаю такими блоками по регионам, позволяет сравнивать ментальность. На Карибах в разных странах люди, тем не менее, очень похожи. На субконтиненте – Индия, Пакистан, Бангладеш – тоже. Здесь – Таиланд, Мьянма, Китай – еще один блок, и жители этого региона очень отличаются от всего, что я видел до этого. Я не знаю, буддизм вместе с остальными местными религиями так сработал, либо просто какой-то культурный код. Они супер-ровные. Мне нужен герой с историей, с эмоциями, герой говорящий. А они без эмоций, они не говорящие, они не идут на контакт в принципе, они ну, никакие. И чтобы из них что-то вытянуть, нужно провести нереальную работу. И нужно очень хорошо понимать культуру – чтобы знать, на какую кнопку нажать. Но так как ты не понимаешь – очень сложно.

А вот тибетцы нет, они другие. Офигенно открытые, приятные люди. Но многие не говорят даже по-китайски, и с ними невозможно было пообщаться даже с помощью гугл-переводчика голосового. И вот вся эта культура, образ жизни их, размеренный ритм этого тяжелейшего существования – он втягивает и поражает. В то же время ты понимаешь, что они до сих пор живут в таком отсталом, архаичном обществе, что если бы китайцы к ним не пришли – то вообще сложно представить, что бы было с чуваками. Если бы китайцы не привезли им дороги, машины, производство.

– А ты думаешь, что им нужны были дороги, машины и производство?

– Это уже тема другого спора. Я к тому, что, если не было бы китайцев, там до сих пор был бы заповедник аутентичной культуры. И это поражает. Еще поражает, с какой скоростью все поменялось. Четыре года назад я был в восточном Тибете, и приехал сейчас – очень чувствуется разница. Сейчас там просто какие-то мегаполисы появились. Ты едешь, горная степь-степь-степь, стада яков, палатки кочевников, хуяк – мегаполис. Я такого не помню. Очень все стремительно меняется.

Этот спор про плохих китайцев и бедных тибетцев – он… Он очень неоднозначный. И понятно, что здесь вопрос, каким образом это сделали китайцы, как это преподносят, нужно ли это было вообще тибетцам, и так далее. Но я всегда, приезжая в такие места, думаю: вот мы с вами, умники, приезжаем и ищем аутентику вот эту, нам же надо, чтобы было потрушнее, менее развито чтобы, а? А потом я пытаюсь поставить себя на место вот этих людей – и понимаю, что людям бы хотелось иметь электричество и отопление в доме, когда ты живешь на четырех тысячах, и у тебя лютые зимы.

– Ты это почувствовал – что люди там не сильно расстроены?

– Нет, я не могу так сказать: у меня не было возможности обсуждать это с людьми. Я не могу утверждать что-то. Но я просто сейчас рассуждаю с точки зрения человеческих жизней. Культура – это одно, а уровень жизни – это другое. Вот и все. Одно умирает, а другое, наоборот, расцветает. И, в общем, это естественный ход событий.

– Ну слушай…

– Нет, ну я не к тому, что я оправдываю китайцев…

– Все же назвать это естественным ходом событий довольно сложно.

– Нет, ну а как: умирают языки – это естественный ход событий, разрушаются государства.

– Но тут же другая ситуация.

– Это долгий разговор. Но, когда ты понимаешь, что 50 лет назад там даже машин не было, а отопления до сих пор нет… Условия жизни катастрофические просто. Как они там выживают – это просто пиздец, я не знаю. И то, что у них дороги хотя бы есть… Я уверен, что многим стало легче жить.

Я же не знаю, насколько в Тибете все плохо, что происходит, может быть, там тоже лагеря перевоспитания открывают, как в Синьцзяне. Просто нет информации. Да, кочевников переселяют, строят им поселки – понятно, что уровень жизни повышается, но культура умирает. А кому что нужно? Мы не знаем. Кому-то хочется на своем языке говорить, а кому-то похуй. Я сравниваю с беларусами, понимаешь? Большинству беларусов похуй, будет существовать беларусский язык или не будет – им главное, чтобы гипермаркеты были, и было на что в них закупаться. А то, что закрывают монастыри…

– Кстати, ты попал в Ларунг-Гар?

– Нет, не получилось. Не пускают. Да, то, что из монастырей делают туристические центры – это пиздец, конечно. Дети учат китайский все повально, да. Но дети ходят в школу, как минимум, понимаешь? Главное, чтобы не превратилось в Синьцзян, где ты выходишь на улицу и понимаешь, что здесь тотальный маниакальный пиздец. Потому что нет ни одной точки, где бы тебя не снимала камера. Ни одной точки, с которой ты не видишь мента. Везде! Честно, блядь – везде. Ты не можешь войти ни в одно здание, ни в один двор, не просканировав лицо или айди-карточку. Каждое твое передвижение отслеживается. Почти все мечети переделаны под торговые центры. Даже визуально, не разговаривая с людьми, ты понимаешь, что это какая-то нездоровая хуйня. А, когда пытаешься заговорить, все улыбаются и говорят: “Не волнуйся, все безопасно”. Ты задаешь еще какой-то вопрос – “не понимаю”.

– Ни один человек с тобой в Синьцзяне не пообщался?

– Только уйгур какой-то возле мечети. Я его остановил, и он мне выдал тираду на китайском. Из нее я понял, что в мечеть не пускают, и что-то он показывал, что все плохо, все плохо. Этот человек был единственным. Очень там было сложно, и очень параноидально.

– А с тобой самим что-то тяжелое происходило?

– Скорее нет. Я же говорю, это регион умеренности – если не стараться, ты не нарвешься. Ну, ногу я сильно повредил в Шаолине – выебывался. Я снимал в школе шаолиньской, и решил добавить сюжетную линию про себя – потренироваться с ними. И я на первой тренировке утренней наебнулся так! Я же тхэквондо занимался пять лет, и думал, что сейчас я всем покажу. Правда, тренировался я последний раз пятнадцать лет назад. А они там такое вытворяют, разминка – трюки Джэки Чана. И я такой: сейчас я в грязь лицом не ударю, там дети двенадцатилетние тем более. Ну и все.

Главный пиздец был – тибетский климат. Днем еще жарит солнце, и ты более-менее греешься под этим солнцем, хотя дикий ветер, и ты весь иссушенный, обгоревший, обветренный. А потом садится солнце, и так холодно снаружи – а еще холоднее внутри. Отопления нет. И ты не можешь ничего делать. Тебе некуда деваться. Ты не можешь открыть ноут и поработать. Ты можешь только укрыться всеми одеялами и сидеть.

Я бы хотел подытожить, что новый сезон охуенный будет. Смотрите, подписывайтесь. Ваше мнение очень важно для меня, я отвечаю на все комментарии. Я теперь всегда такое снимаю, вставляю в видео призывы поставить лайк, потому что понял – нужно играть по правилам ютуба. Иначе ничего не получится.

– А тебе вообще это претит – играть по правилам ютуба?

– Мне изначально очень это претило, потому что мне не хотелось становиться блогером, понимаешь. Мне хотелось делать какую-то другую историю. Но я понимаю, что без элементов блогерства не получится, если хочешь, чтобы проект рос.

– Смотри, вот другой человек решает взять камеру и пойти снимать что-то похожее на то, что снимаешь ты. Что его ждет? Когда ты начинал снимать, что было неожиданным – когда ты представлял одно, а получалось совсем другое? Ведь одно дело, когда ты ездишь и смотришь, а другое – когда начинаешь снимать.

– Мир остается таким же. Просто ты понимаешь, что путешествовал абсолютно бессмысленно до этого. Ходить, тупо лупать по сторонам и делать фотографии, ни с кем не общаться, ничего не понимать в том, что ты видишь – посмотри ты тогда “Дискавери” лучше. И деньги сэкономишь, и узнаешь гораздо больше. Я сейчас понял, что приезжать в ту же Индию, когда ты первый раз съездил, вернулся домой – и всем рассказываешь, какая Индия! А ты ни с одним индусом даже не поговорил. И отсюда появляются все эти утверждения, что индусы такие бедные – но такие счастливые, что Индия – страна, в которой ты откроешь себя заново, что Америка – страна богатых людей, успешных и счастливых, и подобная чушь. Да реально – купи себе дорогого вискаря на эти деньги и смотри “Дискавери”.

Когда снимаешь, начинаешь воспринимать все не просто как картинку, не только глазами, но еще и мозгом наконец-то. Само перемещение в пространстве для меня не имеет смысла – мне интересно понять то, что я увидел. Я две недели проведу в одном районе одного города, но я за это время пойму хотя бы что-то конкретно про этот район. Вся Ямайка снималась в Кингстоне. Весь Гаити снимался в Порт-о-Пренсе. Потому что и так очень сжатые сроки, но на одном месте за это время у меня есть шанс обзавестись какими-то минимальными связями, и что-то минимально глубоко копнуть. В новом сезоне я попытался изменить своей технике и покататься. И все, как результат – ты не успеваешь достаточно зацепиться за место. И теряешь в качестве истории.

– Сколько ты в среднем проводил в одном месте?

– Две-три недели в стране у меня получилось. В одном месте – не больше недели. Если у тебя заранее ресерч проведен, и все расписано и подготовлено, то, возможно, ты успеешь. А если нужно на месте разруливать, то ничего не получится.

– Кстати, про ресерч. Как ты это делаешь, сколько времени тратишь, как ищешь и выбираешь темы?

– К сожалению, очень мало времени я на это трачу. Потому что чем дальше, тем больше ресурсов уходит на все остальное. В этот раз я ничего не успел сделать, хотя регион был самый сложный в плане подготовки.

Начинаю я всегда с Lonely Planet, как бы это странно не звучало. Просто чтобы понять общий бекграунд. Дальше я начинаю смотреть, на ютубе искать разные журналистские ролики англоязычные, блогеров ищу, документалки. На книги уже не остается времени, хотя книг только про Тибет у меня дома стоит штук пять. Но они, во-первых, на английском, и их так быстро не прочтешь, во-вторых, и на русском не было времени читать.

Весь этот багаж собираешь, потом ищешь контакты. Мини-каналы в телеграме на 400 человек, каких-то знакомых. Но, опять же, ни один из этих контактов в этот раз не сработал. Ну и каучсерфинг – волшебный камень, всегда спасает.

– Пара вопросов про съемки. Как часто бывает так, когда ты выключаешь камеру, а потом такой – пиздец, я все проебал?

– Всегда. Либо ты начал снимать, все закончилось – ты смотришь, а кнопку-то и не нажал. Или микрофон не включил. Я еще не люблю вот эти подготовленные интервью, заранее договоренные. Потому что человек никогда уже не повторит тебе то, что он сказал сначала. Не будет ни той эмоции, ни того подтекста, не сойдутся все химические элементы еще раз так круто, как это было в первый раз. Поэтому я предпочитаю сразу нападать с включенной камерой и форсировать.

– А тебе не кажется, что в итоге ты разговариваешь с кучей случайных людей? Которым особо нечего сказать – и часто это видно.

– Слушай, ну… А почему нечего сказать? Люди, которым нечего сказать – это 90 процентов населения каждой страны. Понимаешь? Это такой vox populi. Ты снимаешь не выдающиеся экстремумы, а усредненную массу. Может быть – но, опять же, не факт – это, наоборот, дает более объективную оценку. Вот страна, и страна в массе – такая. Беларусь в массе не такая, как Минск. Беларусь в массе – совсем не та Беларусь, в которой живу я. Она такая же, как то, что я снимаю: это люди, говорящие банальные вещи. Из поколения в поколение. В их сознании ничего не меняется. И если ты действительно хочешь увидеть страну – тогда с этими людьми надо говорить. Которые проводят всю жизнь на одной и той же работе, бухают пивчик по вечерам и смотрят “Камеди клаб”. Они могут тебе показать настоящую Россию.

– “Настоящая” Куба вышла так себе.

– Куба не получилась, да. Куба не получилась, потому что я недостаточно к ней подготовился – из-за урагана у меня не получилось поездить по стране, ну и все было как-то не так. Я тоже недоволен. Я доволен серией про секс, про интернет и сантерию тоже более-менее, а первыми двумя – нет. Они однобокие.

– Кстати, ты выше говорил, что элемент блогерства тебя смущал. А как же секс в заголовке и жопа на аватарке?

– Будут, естественно! Будут. Я специально для этого поехал в Таиланд, и специально снял отдельный эпизод про трансов. Естественно, там не будет про проституток, там не будет про все это блядство, ничего подобного. Там будут интересные, толковые человеческие истории, причем получилось еще интереснее, чем я думал: я снимал истории семейных пар – иностранцев, которые строят семьи с трансами. И очень мне кажется толковые герои попались, и это будет такой угол, необычный для этой темы. Но он будет разбавлен немного моими приключениями – не хочу спойлерить, но я скажу, что я снял отличную жопу для обложки. Это я к чему: я специально туда поехал, я специально это снимал – потому что надеюсь, что это сработает так же, как сработала Куба. Потому что это узнаваемый бренд.

– Жопа?!

– Ну, типа, секс, наркотики, рок-н-ролл. Это узнаваемые бренды, людям это интересно, люди на это будут кликать, и есть вероятность, что видос опять наберет миллионные просмотры – и локомотивом протащит за собой все остальные выпуски, как это было с Кубой во втором сезоне.

– Тут у меня есть пара вопросов. Первый: тебе не кажется, что это зашквар – это же практически кликбейт?

– Ну это же не кликбейт, в видосе же правда все это есть. Я же не вру. Я напишу, что это про трансов, про семьи трансов, про свидания с трансами. Но я не пишу “посмотрите, как я вылечил сифилис соком мандрагоры”. И я все равно не снимаю блядство, проституток и все эти глупости. Я же все равно сохраняю лицо.

– И второй: это неоднозначные темы, они так или иначе связаны с проституцией. Не смущает ли это тебя? Потому что это этично сложные темы, и то, что людям интересен секс-туризм на Кубе, в Таиланде…

– Ну, это сложные темы, но это не значит, что о них не надо говорить. Ты же можешь снимать по-разному. Если ты по-человечески пытаешь это все сделать, то почему нет. Я снимал людей, а не проституток.

– Ну то есть ты рискуешь брать такие хайповые, неоднозначные темы, но для тебя компромисс в том, что ты их стараешься освещать с нормальной, скорее журналистской, стороны?

– Да, конечно. Ты правильно говоришь – это должно быть хотя бы подобие журналистики. Не просто хайп на теме – что-то большее, чем просто показать “Рен-ТВ”.

– Скажи, а у тебя были такие случаи, когда было бы охуенно снять, а ты не снял – зассал, или решил, что не нужно?

– Был такой случай в этой поездке. Я хотел попасть в Ларунг Гар. Туда никто не вез. Все маршрутчики, таксисты – люди, с которыми, казалось бы, можно договориться – говорили “нет”. Нет китайского айди – тогда извини, чувак. Я нашел другое место, город-монастырь поменьше, Ярчан Гар. Женский по большей части. Но, когда я туда приехал, со мной произошло то же, что и когда-то в Ларунг-гаре: нахуя ты сюда приехал? Вот ты сейчас ведешь себя, как китайцы. Люди забрались в самую жопу этих гор, чтобы их никто не трогал здесь, чтобы никто не мешал заниматься своими делами. А ты начинаешь свой нос совать в эти дела, вынюхивать, задавать вопросы. Вокруг уже ходят толпы: китайцев привозят автобусами. И мне в итоге стало так от этого всего, от самого себя стало тошно настолько, что я понял – не надо сюда лезть просто. Благая цель – показать культуру, но у меня было чувство, что все равно это прикрытие для чего-то другого. И я не стал снимать. С одной стороны жалею, потому что упустил эксклюзивный материал, а с другой – пусть лучше город закроют и никого туда не пускают. Пусть они живут своей жизнью, эти монахи. Так не будет, конечно. Китайцев все равно будут привозить. Вот так. Упустил. Да и пофиг.

– А у тебя вообще есть ощущение, зачем ты это делаешь, и какая сверхзадача у того, что ты делаешь?

– Смешно, этот вопрос мне уже сегодня задавали. И ко мне пришел в тот же момент ответ: я не знаю. Я могу придумать причины, зачем я это делаю, но на самом деле я не знаю. Я не задаю себе этот вопрос – мне кажется, не стоит. Мне просто круто. Мне кайфово это делать. Мне интересно. Еще и деньги приносит. Заебись! Поэтому я не задаю себе вопроса “зачем?”.

Мне не хочется брать на себя какую-то миссию. Кто я такой, чтобы брать на себя какую-то миссию. Все идет своим чередом. Ты влияешь здесь, влияешь там. Расслабиться надо. Не пытаться учить других жизни.

– Нет, никто не пытается учить других жизни. Просто вот в такой ситуации, как ты описываешь, это помогло бы все же сделать то, зачем ты приехал. Когда кажется, что ты слишком потребительски подходишь к тому, что ты видишь.

– Ну, наверное. Со времен учебы в штатах я ненавижу, блядь, постановку миссий. Mission statement, elevator pitch. Сука, как же я ненавижу это все. Это настолько не соответствует моему складу характера. Их воспитывают с детства как достигаторов, в котором поколении уже. А нас воспитывают… Как кого? Тебе просто нужно просуществовать от момента А до момента Б. И не напороться на большие проблемы. Вот так нас воспитывали. Вот главная разница менталитета. Они все верят, что у каждого человека там есть миссия. А мы все верим, что у каждого из нас есть долг.

– Ты все время ездишь один. У тебя есть девушка, друзья, и при этом ты все время ездишь один. Почему так?

– Ну, все мои друзья работают в финансовых структурах. А если серьезно – почему? Две причины. Первая и главная – деньги: нет денег, чтобы оплачивать расходы, которые увеличатся вдвое. Вторая – зачем мне второй человек? Второй человек мне был бы нужен, если бы он был оператором хорошим. Или говорил бы по-китайски и по-тибетски. Или еще что-то полезное бы делал. Но нет таких людей, которые в себе сочетали бы полезный скилл и способность жить в плохих условиях долгое время, заниматься непонятно чем. Мне часто пишут: “Ой, а как можно присоединиться к проекту?” Или “А я бы так хотел с вами путешествовать”. Чувак, что тебе сказать? Я всем пишу: если ты хороший оператор, то можешь присоединиться. Отвечают: ну нет, я никогда ничего не снимал. Ну блядь. Ты не понимаешь, что это такое. Короче, меньше людей, меньше проблем.

Я занимаюсь ведь не тем, что я езжу отдыхать. Или развлекаться. Я езжу работать. Но никого эта работа, кроме меня, не интересует. Поэтому я и езжу один. Еще я не умею работать с людьми, я большой индивидуалист. Я люблю, чтобы все было под моим контролем. Это плохо, мне нужно на курсы по работе с командой, потому что мне этого не хватает. Я бы с удовольствием поработал с кем-то, я бы очень хотел.

– Мои друзья, которые снимают видео, нередко мучаются синдромом самозванца. Как у тебя с этим?

– У меня это возникает на этапе пост-продакшна и после, когда все опубликовано. Что-то вроде “ты думаешь, что делаешь это достаточно хорошо, чтобы показывать людям”? А в процессе – нет, потому что мне искренне интересно то, о чем я говорю с героями.

Меня другое беспокоит. Вот ты просыпаешься в отеле с клопами и думаешь: чувак, тебе же тридцон. В тридцон все уже построили карьеры, все уже какие-нибудь начальники, у всех свои бизнесы. У людей в тридцон уже все понятно в жизни очень. А ты в отеле с клопами. И идешь снимать каких-то трансов. Почему?! Почему, блядь?! Почему тебе это интересно? Почему ты не взял кредит и не живешь в большой, просторной квартире, не наслаждаешься фуа-гра и тем, что в твоем подчинении двадцать человек? Почему тебе нужны эти трансы, и почему ты трясешься в тибетской маршрутке под китайскую попсу? Тебе тридцать, блядь. Тебе не двадцать.

Главный момент тут – это возраст. Тебе уже поздно для таких историй. Поздно.

– А у тебя это серьезный такой конфликт?

– Очень. Очень. В таком возрасте надо другими делами заниматься. Но вот. Это находит иногда – на самом деле я очень доволен тем, как у меня пока что складывается жизнь. Но я понимаю, что в один прекрасный день все сломается, и дела могут пойти очень плохо.

– Мне очень понравилось, как Антону Кашликову в интервью для 34mag.net ты говорил, что хочешь трешечку. У нас в России у слова “трешечка” уже сложилась другая коннотация. Трешечка за репост, ну ты знаешь. Давай подведем экономику третьего сезона – сколько бабла ты на нем заработал, сколько потратил.

– На третьем я еще не заработал. “Авиасейлз” подписались, как и в прошлый раз, на весь сезон – но пока это процесс, это открытый контракт. Могу сказать только, сколько потратил. Тысяч десять долларов, наверное. На технику, перелеты, жизнь. Что касается рекламы, то в каждом выпуске будут “Авиасейлз” и вторая реклама, чья-то еще. И я пока не знаю, чья – проданы только пара мест.

– Сколько стоит реклама у тебя?

– В прошлом сезоне было от 500 долларов, в этом от 1000 долларов – фикса нет, но за меньшее я не соглашаюсь. Сложно: ты же продаешь по статистике, которая есть. У меня был перерыв на канале, вышел ролик про Грузию, который собрал 100 тысяч просмотров – и все, с такой статистикой ты никому ничего не продашь, ни за какие деньги. Нужно опять раскачать канал, чтобы все видосы собрали по 500 тысяч. Прошлогодние цифры никого не интересуют.

– А за второй сезон сколько у тебя денег получилось?

– Тысяч 10 долларов я заработал. А потратил 5500 примерно. Я даже не рассчитывал на такую прибыль. Но это за все: реклама, донаты, партнерка ютуба. С каких-то оффлайн мероприятий тоже. Учитывая, что это работа за год – в Беларуси на это уже можно жить, но сложно. Такие деньги можно получить, работая на обычной работе, а не делая дело, которое сложнее в пятьдесят раз.

– После второго сезона ты говорил: “Я каждый день (когда не занят съемками) спрашиваю сам себя: «Нахрена это все?». Я ведь уже попутешествовал, денег на этом никаких не сделаю”, а Кашликову спустя где-то год ты сказал: “Есть только два фактора. Первый – мне это интересно до сих пор. Второй – деньги. Сейчас на этом стало возможно заработать, поэтому я продолжаю”. Что сейчас?

– То же самое. Это работа – но это любимая работа. Как только она превратится в любимое хобби, я перестану это делать, потому что это слишком дорого для хобби, слишком ресурсозатратно. Как бы я ни кайфовал, заниматься таким хобби в тридцать лет – опять скажу это – это, блядь, уже… А жить на что? Даже если бы у меня не было семьи, жить надо было бы на что-то. Если проект провалится, его станут смотреть 50 тысяч человек, то я его сверну. Делать его просто так, для собственного удовольствия – это три фул-тайм работы. Нахуя мне три фул-тайм работы? Я люблю посидеть в кресле, книжку почитать. Я за последний год даже не прочел ничего.

– Ты же сам регламентируешь. И между тем, чтобы вгонять себя в охуенный цейтнот, потому что ютуб не терпит долгих простоев, и тем, чтобы бросить все нахуй, есть еще и промежуточные стадии.

– Да нет их! Весь наш современный мир строится на экстремумах, к сожалению. И этому надо либо подчиняться, либо жить по другим законам. Я трезво смотрю на вещи. Так получается редко: делать то, что тебе очень нравится, и благодаря этому жить такой жизнью, как хотелось бы. Я к этому стремлюсь, и, надеюсь, у меня получится. Не получится – ну и ладно. Я попробовал. Круто. Я кайфанул в процессе. Это же не то же самое, что пытаться стать богатым, на Аляске рыбу три года разгружая, когда в итоге все равно не получилось, и вот они думают: бля, я три года просрал, дебил, заработал себе 70 воспалений легких, и я весь в говне. Даже если в итоге я окажусь в говне, я буду вспоминать это время с благодарностью к себе в первую очередь – за то, что я осмелился попробовать. Круто, классно, было весело.

Возможно, во мне говорит американский опыт, который будто бы вообще в меня не заходил, но, видимо, посеял что-то. Учитывая ускорение, с которым все происходит, ты либо умудряешься сидеть на двух стульях, либо ты через десять лет ну останешься чуваком, который прожил охуенную молодость, а потом будешь сидеть в говне. Я видел в Штатах много таких людей. Мне не хочется так закончить. Мне хочется и рыбку съесть, и на хуек сесть.

– Вообще я не представляю себя модели, при которой ты окажешься в говне. И мне очень интересно, почему она так над тобой висит.

– Потому что все уже давно карьеру сделали. А я – блогер.

– Ну, ты вообще очень много всего делал в своей жизни: читал рэпчик, занимался чем-то на телеке и в кино. Как думаешь, “Хочу домой” – это один из этих витков? И как скоро тебя мотнет в другую сторону? Что это может быть за сторона?

– Я не знаю, абсолютно. У меня никогда нет никакого предчувствия, куда меня мотнет, просто что-то происходит. Просто ты продолжаешь что-то предпринимать, и если ты продолжаешь что-то предпринимать, что-то происходит. И ты из предоставившегося набора вариантов выбираешь какой-то. И все.

– Слушай, но ведь канал на ютубе не был вариантом. Ты сам его придумал.

– Ну, я придумал. Но это был вариант!

Автор: Елена Срапян
Фото: из архива Леонида Пашковского. 

Другие интервью серии:

Подписывайтесь на нас в соцсетях: телеграм-канал, Вконтакте, Яндекс.Дзен.

Поделиться
ПохожееБольше от автора